Избранные произведения. Том I

— Только не волнуйся и не переживай. Держись поближе к доктору Стренглу, на ухаживания французов не поддавайся. Я советую тебе сразу взять у доктора какой-нибудь хирургический нож или пинцет, чтобы защищаться. Береги себя — я тебя выкуплю. На Реюньоне мы уже будем вместе. Подойди ко мне…

Дороти подбежала к ней.

Регина вдруг обняла ее крепкими полными руками и прижала к высокой груди.

— Прости, — сказала она, уткнув в плечо Дороти свой клювик. — Я тебя взяла с собой… Это я виновата.

Француз в мундире и красном колпаке оторвал Дороти от хозяйки.

— Поторопитесь, мадам, — сказал он холодно.

— Мерзавец, ты это запомнишь, — сказала миссис Уиттли.

— С удовольствием буду ждать этого момента, мадам, — осклабился тот.

С Дороти поравнялся полковник Блекберри. Даже в такой драматический момент он ненавидел девушку так, что камень в колечке почернел.

— Ну, если выяснится, что это твои фокусы, — прошипел он, — я сам тебя задушу! — И исчез за бортом.

Снизу донесся крик Сюркуфа, его помощник подтолкнул Регину к борту, там ее подхватил французский матрос. Голова миссис Уиттли скрылась за бортом, и на палубе вдруг стало пусто, хотя матросы и солдаты стояли там и покинули корабль вряд ли более дюжины офицеров да двое торговцев.

Затем пираты стали вытаскивать из кладовой бочки с ромом, видно, у них туго было с напитками или хотелось попробовать настоящий английский ром. Потом они тащили сыры и мешки с картошкой.

Тем временем санитары и доктор Стренгл спустились в лазарет, чтобы перенести в шлюпку штурмана Фредро, а Дороти поспешила следом, чтобы попрощаться с ним.

Доктор объявил штурману о разлуке. Французы торопили.

Санитары подняли носилки и понесли к трапу. Доктор на ходу проверял повязки, Дороти принесла кружку, и штурман напился. Доктор хотел сменить повязку, но француз сказал ему, что некогда прохлаждаться.

Дороти хотела подняться за штурманом на палубу, но француз остановил ее.

— Нечего бегать по кораблю, мадемуазель, мне не хотелось бы, чтобы с вами случилось что-то дурное. Ребята молодые, и они разгорячены боем.

Французский пират был не молод, в его черной бороде было много белых волос.

— Я с острова Джерси, — сказал он. — Не поднимайтесь, пока не останется только призовая команда.

Доктор Стренгл услышал и сказал:

— Он прав, Дороти. Ты еще увидишься со своим штурманом.

— Он совсем не мой, — сказала Дороти.

Доктор почему-то засмеялся, а потом сказал:

— А ну-ка подойди ко мне, мне трудно без помощника. Теперь мы с тобой отвечаем перед Богом за жизнь этих несчастных людей.

Матрос с Джерси уселся на трап под самым люком и закурил трубку.

Дороти стала помогать доктору, сначала ей было трудно, но вскоре она втянулась в работу и отупела от крови, стонов, мокрых бинтов и грязных салфеток.

* * *

К вечеру Дороти свалилась на пустую койку в лазарете и заснула без задних ног. Она так устала, что не видела снов.

Утро было сырым, туманным, в лазарете было темно, сыро, плохо пахло, воздух наполнен хрипом, стонами, ругательствами и тяжелым дыханием. Одна из ламп погасла, вторая светила еле-еле. Стренгл спал на соседней койке. Дороти поняла, что если она не вымоется и не сменит белье, то умрет от отвращения к самой себе.

Стараясь никого не разбудить, Дороти пошла к трапу. Привалившись к нему сбоку, спал французский стражник. Дороти оставила на полу грязные домашние туфли, в которых провела вчерашний день, и неслышно, босиком, поднялась по трапу на орудийную палубу.

На орудийной палубе было пусто, трупы, видно, выкинули за борт, больше ничего не было убрано. Люк в передний трюм был закрыт, возле него сидел, опершись на ружье, французский матрос. Значит, там, догадалась Дороти, заточены матросы и солдаты «Глории». К счастью, часовой глядел в другую сторону, и Дороти, прячась за сдвинутыми с мест пушками, стараясь не наступать в засохшие лужи крови, добежала до трапа на верхнюю палубу.

Там царил белый, почти непроницаемый туман, и Дороти показалось, что она попала в громадный светлый, заполненный молоком шатер и, стоит лишь оттолкнуться от него ногами, ты воспаришь в этом молоке, поднимешься в ту высь, откуда доносятся скрип рей, гул, хлопанье не полностью наполненных ветром парусов и крики чаек.

Спереди донесся удар колокола, еще удар… В ответ откликнулся колокол «Глории». Значит, кто-то стоял на мостике юта и обменивался сигналами с «Клариссой».

Дороти пробежала по палубе к своей каюте. У бизань-мачты она чуть было не наступила на спящего француза. Знакомо пробили склянки. Дороти сосчитала — шесть склянок, то есть семь часов утра. Наверное, склянки бьют одинаково во всем мире, даже в какой-нибудь дикой России.

Она с трудом могла различить силуэты людей у штурвала и надеялась, что и ее никто не видит.

Дороти бесшумно пробежала к своей каюте. Дверь в нее была лишь прикрыта. Внутри царил рассветный сумрак и было зябко — в разбитые окна тянуло влагой.

— О боже! — вырвалось у Дороти.