Каюта господина ар-Рахмана оказалась невелика и крайне скромно обставлена. На диване, покрытом ковром, сидел сам ее хозяин, а для гостей были приготовлены обтянутые кожей пуфы, похожие на мягкие бочонки. Темно-красный ковер покрывал пол и диван. На нем, подложив под себя босые ноги, сидел повелитель нового и незнакомого мира, в который попала Дороти.
Нетрудно было догадаться, что господин Рахман и его сын Камар — близкие родственники. И сейчас, когда горбун стоял сбоку от дивана, на котором восседал отец, его лицо казалось слепком с лица отца. Лишь раскрашивая их, небесный художник использовал на лицо отца всю розовую краску, и для юноши остались лишь желтые и бурые тона. Но те же громадные черные глаза в густых ресницах, украденные у томной женщины, которая никак не может поднять тяжелые верхние веки, прикрывающие верхнюю половину зрачка, придают лицу выражение равнодушное и сонное. Что вовсе не соответствует действительности. Тело же господина Рахмана когда-то было таким же, не считая горба, как у сына, — узкоплечим и тонким. Но с годами оно приобрело тугой круглый живот, который был как бы приставлен к Рахману спереди. «Смешно, — подумала Дороти, — сыну приклеили горб, а отцу живот».
— Садитесь, — сказал господин Рахман.
Дороти не поняла слова, но жест не вызывал сомнений.
Сел и Камар, выразительно взглянув на Дороти.
— Я рад, что судьба привела вас на мой корабль, — сказал Рахман. Вернее, он произнес это по-арабски, а его сын тут же перевел фразу на английский.
— Мы тоже счастливы, что спаслись, встретив вас, — ответила Регина.
После этого некоторое время они улыбались друг другу, потому что совершать добрые поступки и благодарить за них — удовольствие и для гостей, и для хозяев.
Вошли мальчики и принесли кувшины, высокие бокалы и поднос с орешками и изюмом. Они обносили гостей. Камар глядел на Дороти, а Дороти оглядела себя — критическим взором. Ее обыкновенное серое платье было мятым, но по крайней мере чистым и целым.
В бокалах из темного стекла покачивалась сладковатая жидкость вроде разбавленного яблочного сока.
— В последние дни стоит хорошая погода, — сообщил господин Рахман.
— Погода не всегда хороша для путешествия в открытой шлюпке, — ответила Регина.
Камар переводил быстро и уверенно. «Где же он так научился языку?» — подумала Дороти.
— Угощайтесь, — сказал Рахман. — Я не могу предложить вам фруктов, потому что мы уже две недели в открытом море и некоторые яства кончились.
Пока Камар переводил, Рахман развел руками, выражая печаль, и веки опустились еще ниже, оставив лишь узкие щелки глаз.
Когда же они начнут говорить о деле?
— Надеюсь, ваш сын сообщил вам, — произнесла наконец Регина, словно подслушала нетерпеливые мысли Дороти, — что я — жена фактора Ост-Индской компании в Рангуне. Мое имя миссис Регина Уиттли.
Рахман ответил не сразу, он укоризненно покачал головой, будто был не очень доволен тем, что быстро завершилась светская часть встречи и теперь придется разговаривать о делах.
— Что же заставило вас покинуть ваш корабль, уважаемая госпожа? — спросил Рахман. — И отправиться в столь трудное и опасное плавание?
— На наш корабль напал французский корсар Сюркуф, — сказала Регина.
Это сообщение огорчило Рахмана.
— Ай! — сказал он. — Как плохо! Неужели это исчадие ада возвратилось в наше море?!
— Вы слышали о нем?
— Он ограбил один из моих кораблей и повесил на рее его капитана за то, что тот посмел перечить этому негодяю! Но продолжайте свой рассказ, госпожа. Неужели вы единственная спаслись от ужасной участи?
— Наш корабль «Глория», который следовал в Калькутту, а оттуда в Рангун, подвергся нападению Сюркуфа и после боя был захвачен им. Меня и офицеров корабля перевели на борт его «Клариссы». — Регина говорила осторожно, медленно, словно ожидала, пока переводчик передаст ее слова господину. На самом деле, как понимала Дороти, госпоже надо было уже сейчас точно выразить свою версию событий. — Однако с помощью человека, который сочувствовал мне, я смогла… — Регина искала правильное слово, — я смогла получить шлюпку и убежать.
Все это звучало не очень убедительно, но ни господин Рахман, ни его сын ничем не выразили удивления. Господин Рахман сокрушенно качал головой и потом сказал:
— Я поражен отвагой слабой женщины, которая решилась на такое путешествие.
— У меня не было выбора, — ответила Регина. — Речь шла о моей чести.
Сын с отцом некоторое время спорили о переводе последней фразы, и Дороти поняла, что они никак не сойдутся в понимании женской чести. Не договорившись, они прекратили спор и предпочли слушать.
— Сколько же времени уважаемая госпожа пробыла в открытом море?
— Больше недели. Точнее — восемь дней.
— Удивительная отвага и большое везение, — сказал господин Рахман. — Что же вы намерены делать дальше?
— Я хотела бы узнать, куда направляется ваш корабль, — произнесла миссис Уиттли.