Избранные произведения. Том I

— Но с каждым часом мы уносимся прочь от Рангуна? — спросила Дороти, глядя, как легко судно разрезает волны.

— Может быть, — странно ответил Камар.

— Моя госпожа готова дорого заплатить.

— Каждый день стоит много золотых монет. Нас ждут в Омане перекупщики. Вы просто не представляете, сколько мешков с пряностями лежит у нас под ногами.

— Я думаю, что муж миссис Уиттли оплатит вам ваши расходы.

Камар вдруг улыбнулся.

— Мы привыкли, — сказал он искренне, — не доверять неверным. Вы, христиане, не держите своего слова. Вы — обманщики.

— Далеко не все!

— Бывают, наверное, исключения.

— Среди ваших людей тоже много обманщиков.

— Разумеется. Но у нас другая хитрость и другая ложь.

— А сколько стоит изменить курс?

— Спросите у моего отца, — сказал горбун. — Я бы сделал это бесплатно.

«Он слишком пристально смотрит на меня, от него исходят горячие волны… Мне становится сладко и страшно. Но и жалко его».

— Лучше за все платить, — сказала Дороти, отворачиваясь от Камара.

— Тогда платите вперед, — сказал Камар.

Дороти бросила взгляд на камешек. Он еще более потемнел.

Она уже понимала, какого рода опасность исходила от Камара и почему камешек как бы остановился, темнея, на полдороге. Он не мог понять своим каменным компьютером, насколько была опасна для Дороти страсть, охватившая молодого горбуна.

— Я не знаю, как моя госпожа решит уговаривать вашего отца, — сказала Дороти. — Она умная, она сообразит. Например, она может написать расписку…

— А когда мы привезем вас, — печально ответил горбун, — то английский фактор скажет, что нас не знает, а его жена сумасшедшая, подпись которой недействительна. Так было с одним другом моего отца. Он был разорен и повесился.

— Значит, нас ждет дорога в Оман? Откуда, вернее всего, мы уже никогда не вернемся домой…

— Но в Омане бывают европейцы. Туда заходят португальцы, там бывают голландцы…

— Это все наши враги. Нам нечего ждать пощады…

— Зачем вы согласились пойти в услужение к такой неприятной женщине? — спросил Камар.

У него был смешной акцент. Будто ему было трудно выплевывать английские слова, поэтому он предварительно очищал их от мяса и выговаривал лишь кости слов.

— Чего еще я могла ждать? — ответила Дороти. Следует сказать, что слова молодого араба были ей приятны.

— Я вижу, что вы принадлежите к высокому роду, — продолжал Камар. — Я узнаю сиамскую княжну, когда я вижу одну из них.

— Сиамскую княжну? — Эти слова ничего ей не говорили. Она не была уверена, что слышала когда-нибудь это слово — Сиам. Наверное, это арабское государство. И вдруг ей стало неловко признаться в том, что ее мать — лигонка из Авского королевства. Она испугалась разочаровать молодого горбуна.

— Вы схожи с тростинкой, с гибким побегом розы, и губы ваши подобны розовым лепесткам.

— Не надо, — улыбнулась Дороти, — если вы будете продолжать сравнения, вы скоро наверняка меня смутите.

Камар замолчал. Дороти смотрела прямо перед собой, склонив голову за борт и глядя, как бежит волна, но чувствовала неотрывный взгляд Камара.

— А вы живете в Лондоне? — спросил он через некоторое время.

— Да, у нас там есть дом, он остался от моего отца.

— Вы не бедствуете?

— О нет! — возмутилась Дороти. Она искренне не считала, что семья Форестов бедствует.

— Так почему вы пошли в услужение?

— Мне трудно и долго объяснять вам причины, побудившие меня отправиться в плавание.

— Вы скрываете свое истинное лицо?

Дороти не ответила. Потому что не знала, скрывает ли она что-либо, ибо ее никто, даже Блекберри, об этом не спрашивал.

— Вы мне не доверяете? — спросил Камар.

— Я думаю, как нам добраться до Рангуна, — сказала Дороти.

— У меня есть одна мысль…

— Скажите!

— Рано. Сначала посмотрим, к какому решению придет мой отец.

— А он может изменить решение? — обрадовалась Дороти.

— Каждый человек может изменить свое решение. Даже вы, Дороти.

Он совсем иначе, чем англичане, произносил букву «р», и потому имя Дороти в его устах звучало почти незнакомо.

Из двери каюты выглянула Регина. Она быстро углядела, где и с кем стоит Дороти, и закричала:

— А ну, сейчас же домой! Я с утра непричесанная!

Регина кричала нарочно громко и грубо. Видно, ей хотелось напомнить Дороти, что та — ее вещь.

Дороти не стала обижаться, она понимала, что хозяйка сейчас расстроена и испугана. Она ее жалела.

Но Камар повел себя неожиданно.

— Если вы только прикажете мне, — сказал он решительно, — я скажу миссис Уиттли все, что я о ней думаю. И о том, на кого можно кричать, а на кого нельзя.

— Не обращайте внимания, госпожа расстроена.

— Она должна знать, что вы находитесь под моим покровительством.

— Вот этого она знать не должна. И я тоже…

Камар потупился. И Дороти вдруг поняла, насколько этот немощный человек упрям и упорен. Его уродство послужило ему на пользу, потому что у него не было основания любить здоровых, красивых и стройных людей, ведь не любит же жаба лебедей! Но она может не любить и прочих жаб, потому что в ее глазах они выглядят уродливыми.

Дороти быстро пошла к каюте.