Избранные произведения. Том I

— Нет, спасибо, я уже собрала материал — пора убираться, — затараторила Эльза, быстро собирая в кофр аппаратуру.

Люба вышла на середину комнаты, и Фосген-Мешковиц, машинально взглянув на Любины тапочки, поразилась окончательно.

— Но ведь это, кажется, мех сиамского Рудольфа?! — воскликнула она, нервно тыкая пальцем, будто заметила таракана.

— Вы знакомы с мехом сиамского рудольфа? — приятно удивился Сергей.

— Только по каталогам. У меня не те доходы, чтобы покупать… Но чтобы тапочки!

Фосген вскочила с дивана и, бросив торопливое «до свидания», стала ломиться в шифоньер.

— Выход не там! — крикнула Люба, схватила мятущуюся Эльзу за плечо и довела до самой двери.

Щёлкнул замок, Люба вернулась в комнату.

— Ты зачем эти тапочки надела?

— Хотела тебе приятно сделать. Но вообще, Серёж, я не верила, что этот мех такой дорогой, пока эта курилка не заметила… Кто она?

— Журналистка какая-то, — пожал плечами Тютюнин. Вспомнились приключения прошлого лета, когда ему в приёмку сдали совершенно нового сиамского рудольфа. Тогда он принёс его домой, а преступная тёща посоветовала Любе сшить из него тапочки.

Люба сшила две пары, получилось по пять тысяч долларов.

Вспомнив про доллары, Сергей оживился и достал из кармана шесть стодолларовых бумажек.

— Это откуда у тебя? — спросила Люба, едва сдерживаясь, чтобы не закричать.

— Она дала. — Тютюнин кивнул в сторону входной двери.

— А за что?

— Она меня интевр… интре… интер-вью-ировала, — с трудом выговорил он.

— Это как? — спросила Люба, с подозрением косясь на мужа.

— На вопросы я отвечал.

— А она?

— А она их задавала.

Глава 116

Рано утром, часов в пять, в окошко председателевой избы громко застучали.

Карл Фердинандович Линней, бывший конюх, а теперь исполняющий обязанности председателя колхоза, оторвался от подушки и за запотевшим стеклом узнал лицо полевого сторожа Митрофана.

— Беда, председатель! — голосил старый Митрофан. — Беда, красные за околицей!

— Как красные? Где? — не поверил Карл Линней и, наспех запрыгнув в просторные портки, выскочил на крыльцо.

— Еле поспел, Карл Фердинандович! Скорей беги в правление — флаг меняй! У нас там в чулане ещё один красный завалялся…

— Тогда давай вместе, а то, боюсь, не найду.

И они помчались, поднимая пыль, а со стороны Жуковки уже доносился шум входившего в деревню войска.

Флаг успели поменять вовремя.

Карл-председатель и Митрофан только-только спустились с крыши, как к правлению подъехал броневик.

За ним прикатили четыре тачанки, и, наконец, появилась длинная колонна красных конников.

Высоко в небе пролетел авиалайнер, державший путь на Шереметьево-2.

Заслышав в небе шум, некоторые красноармейцы задрали головы и с интересом проводили взглядами толстопузый аэробус.

С одной из тачанок спрыгнул человек в красных революционных галифе и в чёрной, перетянутой ремнями кожанке. На его голове красовалась буденновка, на одном боку висела шашка, на другом — маузер.

— Здравствуйте, товарищи! — бодро поздоровался незнакомец и крепко пожал руки сначала Карлу, затем Митрофану. — Вижу, флаг у вас красный, значит, власть советская?

— Я-я, натюрлих… закивал Карл, у которого в экстремальных ситуациях некстати проявлялись корни немецкой поволжской колонии.

— А-а, камрад? — Человек в кожанке снова пожал Карлу руку. — А меня зовут Матрос Железняк. Это фамилия моя такая. Состою в должности красного комиссара при штабе Пятой танковой… прошу прощения, Пятой конной армии. Ну что, пустите на постой?

«А что мне остаётся?» — подумал Карл, а вслух сказал:

— Конечно! Мы всегда рады!

— Ну и отлично. — Матрос Железняк обернулся к конникам и крикнул:

— Спешивайтесь, братцы! Мы, считай, дома!

Бойцы посыпались с коней как горох, наполняя площадь перед правлением шумом, криками, лошадиным ржанием и навозом.

— Что делать будем, Митрофан? Ведь их тут не меньше трёх тыщ. А столица совсем рядом. Ты представляешь, что будет, если они на Москву двинут?

— А что будет? Вернётся наша власть — народная. Власть бедных и обездоленных.

— Да ты что, Митрофан! Ведь мы это проходили уже!

— Повторенье — мать ученья.

Отдав какие-то распоряжения, Матрос Железняк снова вернулся к председателю:

— Как у вас тут с колхозами? Строите помаленьку?

— Помаленьку строим, — подтвердил Карл, проклиная себя за то, что распродал все «красные уголки». Теперь бы они были ему верным плюсом.

— Я вот что подумал, товарищ Карл, а почему бы не помочь вам и не расстрелять десяток-другой кулаков-мироедов? Ведь имеются же у вас такие?

— Имеются-имеются! — вмешался в разговор Митрофан. — Я вам, гражданин начальник, могу даже списочек предоставить. — Во-первых, это, конечно, Сашка Мамонов. У него машина «нива», мотоцикла с коляской и телевизор японский. Потом ещё учитель наш Василий Семёнович Калюжный. У него видеомагнитофон есть и фильм «Эм-мануаль», я его восемь раз смотрел — сплошное буржуазное растление.

— Я прошу прощения, товарищ комиссар, что перебиваю товарища Митрофана, только мне интересно, как вы у нас кормиться будете? Урожай ещё не скоро — середина лета на дворе, а столько солдат деревне не прокормить.