Избранные произведения. Том I

— Итак, мы дошли до границы владений муюмов — лесных людей. Они бегают по горам, как козы, видят в темноте, как совы, плавают, как рыбы, и хитры, как лисы. Основное задание императора мы выполнили — сожгли Сази, столицу Ронги, уничтожили ронгийского князя Илу и его солдат. Мы имеем право вернуться по безопасной дороге через Кали-Нуми в наш благословенный Тротиум. Однако мы можем пойти и до побережья и своими глазами увидеть прекрасных муюмок с очами голубыми, как озера, и руками быстрыми, как праща. Итак, мои верные полковники, ваше мнение. Говори ты, Моххад.

— Я скажу… — Моххад провел по загорелому лицу огромной ладонью, вытирая пот. Потом пригладил длинные седые волосы. — Я скажу, Ахха… Я Моххад, промбиуд императора, сейчас я имею желтого буйвола, а когда-то был очень счастлив, получив императорской милостью черного. Я был червь, а император сделал меня промбиудом. Поэтому я проливал, проливаю и буду проливать кровь свою и своих врагов во славу императора. Нарвад, я иду к океану! — И промбиуд воинственно тряхнул седой шевелюрой.

— Что скажет Сеик?

Сеик, командир трех сотен пращников, вскинул вверх руку с зажатой в ней спицей и тонким голосом выкрикнул:

— Я — как Моххад! Пусть мгонеты будут самыми красивыми, а красивых и смелых детей нам нарожают женщины-муюмки.

— Я думаю, что спрашивать остальных нет необходимости. Все едины в этом решении. Я правильно понял?

— Да, нарвад! — ответил хор голосов.

— Вы все храбрые воины, и это хорошо, у императора не должно быть других. Но подумайте и о том, что от трех с половиной тысяч воинов у нас уже осталось не более двух тысяч. Что вы на это скажете? Не получится ли так, что мы, ища славы своему императору, оставим его беззащитным перед большим количеством врагов империи?

— Уважаемый Ахха! Вы можете взять с собой сотню воинов для охраны и отправиться в Тротиум, — язвительно произнес Ирри. — Вас никто не сможет упрекнуть из уважения к вашим годам и прошлым заслугам.

На «годах» и «прошлых заслугах» Ирри сделал особое ударение, и Ахха заметил это.

— Если я уеду, кто поведет воинов к океану? Уж не ты ли, дорогой племянник, со своей игрушечной булавкой? Да и солдаты у тебя будут заниматься не тем, — больно уколол племянника старый Ахха.

Шатер затрясся от взрыва смеха. Не смеялся только Ирри. Тонкие губы на его побелевшем лице стали совсем неразличимы. Сейчас ему напомнили о его самом любимом развлечении.

Здесь, в Ронги, солдаты часто захватывали в плен горянок и с удовольствием их насиловали. А Ирри предоставлял для этого свой шатер, но требовал, чтобы жертву мучили в течение нескольких часов в его присутствии. Когда он видел, что горянка на последнем издыхании и жить ей осталось считаные минуты, Ирри сгонял солдата и набрасывался на умирающую, овладевая ею, совершенно растерзанной.

Для любого другого такие, с позволения сказать, развлечения могли окончиться темными и сырыми рудниками империи, но Ирри был сыном императора.

Глава 22

От долгой ходьбы ноги Мориса просто завязывались в морские узлы. Временами ему казалось, что они выписывают замысловатые кренделя уже где-то далеко позади него. Когда силы окончательно покинули Мориса и ему хотелось только тихо умереть под кустом, Анупа наконец остановилась. Ее измученный спутник остановился тоже и со стоном, словно мешок, осел на траву.

Насупив брови, Анупа строго посмотрела на лежащего. Это было душераздирающее зрелище, и ее женское сердце не выдержало, в глазах вспыхнула нежность. Девушка присела возле Мориса и, глядя на него, провела рукой по успевшей отрасти бороде.

— Морис, какой ты странный! — Анупа звонко рассмеялась. — Как лесная обезьяна! Почему у тебя на лице растут волосы?

Морис молчал, не открывая глаз, ему нравилось щебетание этой дикой, но чаще ласковой пташки. Ее пальчики приятно щекотали лицо. Разомкнув наконец веки, он увидел большие серые глаза Анупы очень близко. В них было столько нежности, что бравый легионер напрочь забыл о своей усталости и, действуя согласно обстановке, привлек девушку к себе, пытаясь поцеловать.

— Фу! Грязная обезьяна! — Анупа без труда вырвалась из объятий и брезгливо отерла губы. Однако было заметно, что ей приятно.

Морис уселся и, обхватив руками колени, принял самую обиженную позу. И не ошибся.

Спустя несколько минут на плечо ему легла ладошка Анупы.

— Эй, послушай, не сердись. Я… Я… — Девушка искала слова и не находила их. — Скажи мне, Морис, а что ты делал… Ну вот когда я… рассердилась? Это что?

— Это называется «поцеловать», крошка. У вас что же, никто не целуется?

— Не-а. И волосы на лице у нас не растут. Знаешь, если бы мне раньше сказали, что у людей, как у зверей, на лице растут волосы, мне бы, — девушка сморщилась, — мне бы стало противно, а вот ты такой лохматый, — Анупа снова коснулась бороды, — нравишься мне еще больше.

— Это называется «бо-ро-да», девочка.

— Бо-ро-да, — повторила Анупа.

— Слушай, а почему ты не поинтересовалась: кто я, откуда?! Ведь у вас нет бородатых мужчин.