Избранные произведения. Том I

Иные заявляют: «Крестьянские союзы создавать следует; но сейчас они, пожалуй, хватают через край». Так рассуждают сторонники «средней» линии. Что же происходит в действительности? Крестьяне в деревнях и на самом деле действуют довольно-таки «бесцеремонно». Став высшей властью, крестьянские союзы не дают помещикам и рта раскрыть; они развеяли в прах былой престиж помещиков — все равно, как если бы они свалили помещика наземь да вдобавок еще придавили его ногой. Крестьяне грозят тухао и лешэнь: «Мы внесем вас в особый список!» Они штрафуют их, облагают сборами, ломают их паланкины. В дома тухао и лешэнь, выступающих против крестьянских союзов, врываются толпы людей: режут свиней, перетряхивают запасы риса. Подчас крестьяне приходят к тухао или лешэнь и разваливаются на роскошных постелях их дочерей и невесток. Сплошь и рядом они хватают тухао и лешэнь, надевают на них высокие колпаки и водят по деревням, приговаривая: «Вот теперь ты нас узнаешь, лешэнь!» Словом, крестьяне делают все, что хотят. Все теперь перевернулось вверх дном. Так в деревне создается атмосфера террора. Вот это и есть то, что некоторые называют «крайностями», «перегибами», «безобразиями». Внешне их рассуждения кажутся резонными, но в действительности они тоже ошибочны. Во-первых, до подобных поступков крестьян довели сами же тухао, лешэнь и бесчинствующие помещики. Решительный отпор крестьяне стали оказывать лишь потому, что тухао, лешэнь и бесчинствующие помещики искони, опираясь на силу, владычествовали в деревне и терзали крестьян. Крестьянские выступления приобретают наиболее решительный характер и волнения принимают наибольший размах именно там, где тухао, лешэнь и бесчинствующие помещики проявляли наибольшую жестокость. Крестьянский глаз не ошибается. Крестьяне чрезвычайно ясно отдают себе отчет в том, кто вреден, а кто не вреден, кто был особенно жесток, а кто — чуть помягче, кого надо наказать сурово, а кого — полегче; редко случается, чтобы наказание не соответствовало вине. Во-вторых, революция — это не званый обед, не литературное творчество, не рисование или вышивание; она не может совершаться так изящно, так спокойно и деликатно, так чинно и учтиво. Революция — это восстание, это насильственный акт одного класса, свергающего власть другого класса. Революция в деревне — это свержение крестьянством феодально-помещичьей власти. Не проявив свою величайшую силу, крестьянство не сможет свергнуть помещичью власть, прочно укоренившуюся на протяжении тысячелетий. Только могучий революционный порыв в деревне в состоянии всколыхнуть миллионные массы крестьян и вызвать к жизни эту величайшую силу. «Крайности», о которых говорилось выше, и порождены силой крестьян, пробужденной могучим революционным порывом в деревне. Во второй период крестьянского движения (период революционных действий) они совершенно необходимы. В этот период нужно установить безраздельную власть крестьян, не допускать злостных нападок на крестьянские союзы, полностью свергнуть власть шэньши, а самих шэньши повалить наземь и даже придавить ногой. Во второй период все «крайности» имеют революционное значение. Попросту говоря, в каждой деревне необходим кратковременный период террора. В противном случае будет совершенно невозможно подавить деятельность контрреволюционных элементов в деревне, свергнуть власть шэньши. Чтобы выпрямить, надо перегнуть; не перегнешь — не выпрямишь[24]. Хотя рассуждения тех, кто критикует «крайности», по видимости и отличаются от рассуждений первой группы, по существу они исходят из одной и той же точки зрения: это та же помещичья теория, стоящая на страже интересов привилегированных классов. С этой теорией, препятствующей подъему крестьянского движения и в конечном итоге подрывающей революцию, мы должны повести решительную борьбу.

ТАК НАЗЫВАЕМОЕ «ДВИЖЕНИЕ БОСЯКОВ»