Избранные произведения. Том I

БЛОКИРАТОР ЛЮБОПЫТСТВА Нил Гейман

Однажды, не важно, через сколько миллионов лет, наступит Последний День и Солнце погаснет — остынет и умрет, как истлевший уголек.

Что случится тогда?..

Блошиные рынки разбросаны по всей Флориде, и этот — не самый плохой. Когда-то здесь находился ангар для самолетов, однако местный аэропорт закрыли. За металлическими столиками располагались сотни продавцов, и большинство торговало разной дребеденью и фальшивками: солнцезащитными очками, наручными часами, поясами или сумками. Семейка африканцев продавала вырезанных из дерева животных, позади них женщина по имени Черити Пэррот (это имя намертво засело у меня в голове) хозяйничала за прилавком с книгами в мягких обложках и старой бульварной прессой — бумага журналов пожелтела и крошилась в руках, томики давно растеряли обложки. Рядом, на углу, мексиканка, чье имя я так и не узнал, разложила киноафиши и старые фотографии из фильмов.

Иногда я покупал книги у Черити Пэррот.

Скоро женщина с плакатами освободила место, и ее сменил человечек в темных очках; он накрыл металлический стол серой скатертью и усеял ее резными фигурками. Я остановился посмотреть на его товар — необычный ассортимент существ из темного дерева, серой кости и камня, — а потом взглянул на продавца. Я еще подумал: а не попал ли он когда-то в страшную автокатастрофу, не пользовался ли услугами пластических хирургов? Форма и линии его лица казались странными, неправильными, кожа — слишком бледной, волосы напоминали парик из чего-то похожего на собачью шерсть; линзы его очков были такими темными, что не представлялось возможным рассмотреть глаза. Однако он полностью вписывался в общую картину флоридской барахолки: прилавки оккупировали странные личности, но и закупались там люди не менее странные. У него я ничего не приобрел.

Когда я пришел на рынок в следующий раз, Черити Пэррот уже не было и ее место заняла семья индейцев, которые продавали кальяны и прочие курительные принадлежности. Но чудной человечек в темных очках оказался на старом месте, на задворках базара. На серой скатерти появились новые фигурки.

— Никогда не видел подобных животных.

— Естественно.

— Вы сами их делаете?

Он покачал головой. На блошином рынке нельзя выспрашивать у торговцев, где они берут товар. На барахолках разговаривают обо всем, но эта тема — табу.

— И как продаются?

— Неплохо, на жизнь хватает, — сказал он. — Правда, их стоимость выше, чем мой ценник.

Я взял в руки статуэтку, отдаленно напоминавшую оленя, только явно плотоядного, и спросил:

— Что это такое?

Он опустил глаза.

— Думаю, первобытный тоун. Сложно сказать. — Продавец задумался, а потом добавил: — Эта вещь принадлежала моему отцу.

Прозвенел звонок, оповещающий о том, что рынок скоро закрывается.

— Хотите перекусить?

Он опасливо посмотрел на меня.

— Угощенье за мой счет, — сказал я. — Никаких обязательств. Через дорогу есть забегаловка «У Дэнни». А еще бар.

Он на пару секунд задумался.

— «У Дэнни» подойдет, — сказал он. — Встретимся там.

Я ждал его в условленном месте. Просидев полчаса, я уже начал думать, что он не придет, но нет — он появился через пятьдесят минут после меня. В руке мужчина держал коричневую кожаную сумку, привязанную к запястью длинным отрезком бечевки. Я еще подумал, что он, наверное, прячет в ней свои деньги, ведь с виду она была пустая, и весь его товар там бы не поместился. Через минуту он уже уплетал оладьи, а за кофе приступил к рассказу.

Солнце начало гаснуть немногим позже полудня. Сперва появилось мерцание, а потом стремительная темнота наползла с одной стороны звезды на весь ее алый лик, и та потемнела, точно уголек, который выкинули из кострища. Ночь вернулась на землю.

Бальтазар Неспешный бежал вниз по склону, оставив на деревьях свои сети вместе с уловом. Он молчал, сохраняя дыхание для бега, и мчался настолько быстро, насколько позволяло его пузо. Наконец он достиг двери своей хижины у подножия холма.

— Эй, простофиля! Пора! — позвал он, присел и зажег светильник на рыбьем жире, который сразу же начал шипеть, вонять и гореть неровным, припадочным оранжевым огнем.

Дверь хибары отворилась, и на пороге возник сын Бальтазара: он был немножко выше отца и, в отличие от него, безбородый и худой. Парня назвали в честь деда, и пока старик был жив, тот отзывался на Фарфала-младшего; теперь же к нему обращались Фарфал Несчастный. И вот почему: если он притаскивал домой несушку, она тут же переставала класть яйца; если он подступал к дереву с топором, оно падало неизменно в ту сторону, где от него был наименьший прок и наибольший ущерб; если он находил старинный клад в закрытом ларце, наполовину торчащем из земли на краю поля, ключ ломался в замке со звуком, напоминавшим слабое эхо далекого хора, а сундучок рассыпался в песок; девицы, к которым он питал нежные чувства, влюблялись в других, превращались в чудовищ, или же их уносили деоданы.