Избранные произведения. Том I

В замке Санк бригаде Тауссига поручили работать на лесопилке. Громоздкое водяное колесо, приводившее в движение чугунный рычажный механизм, поднимало и опускало прямое полотно пилы из кованой стали больше трех ярдов длиной, стоившее дороже, чем если бы оно было отлито из золота. Пила позволяла разделывать бревна со скоростью и точностью, которые Эйлас находил удивительными. Опытные скалинги управляли механизмом, любовно затачивали зубья пилы и, судя по всему, работали без принуждения и без присмотра. Бригаду Тауссига направили на склад для сушки и выдержки пиломатериалов, где они складывали и перекладывали штабели досок.

На протяжении нескольких недель — постепенно, то из-за одной, то из-за другой мелочи — Эйлас стал вызывать у Тауссига все более откровенную неприязнь. Хромого бригадира выводили из себя изобретательность и разборчивость принца, а также его упрямое нежелание работать энергичнее, чем это было абсолютно необходимо. Недовольство Тауссига распространялось и на Ейна, так как тот умудрялся выполнять норму без заметных усилий, что заставляло бригадира подозревать тухту, хотя он и не мог обосновать эти подозрения какими-либо доказательствами.

Сперва Тауссиг пытался увещевать Эйласа: «Послушай-ка, парень! Я за тобой давно слежу, ты меня на мякине не проведешь! Что ты пыжишься, как бывший лорд? Этим ты не поправишь свое положение. Знаешь, что у нас делают с белоручками и бездельниками? Отправляют в свинцовые рудники — там они быстро откидывают копыта, а кровью их трупов в кузницах закаляют сталь. Советую тебе проявлять больше усердия».

Эйлас отвечал как можно вежливее: «Ска поработили меня против моей воли и перевернули вверх дном всю мою жизнь. Они причинили мне огромный ущерб — почему бы я стал проявлять усердие в их интересах?»

«Твоя жизнь изменилась, это верно! — возражал Тауссиг. — Ну и постарайся, чтобы остаток твоих дней не пошел насмарку. Тридцать лет — не так уж долго. Тебе выплатят десять золотых и позволят идти, куда глаза глядят — или выделят участок земли с хижиной, женщиной и скотом. Причем твоим детям будет гарантирована защита от рабства. Разве этого не достаточно?»

«В качестве возмещения за лучшие годы моей жизни?» — Эйлас усмехнулся и повернулся к бригадиру спиной. Тауссиг рассвирепел и схватил его за плечо: «Для тебя, может быть, будущее ничего не значит! Но не для меня! Когда моя бригада не выполняет норму, мне делают выговор и урезают премиальную пайку! Я не намерен голодать из-за таких, как ты!» Подпрыгивая на искалеченной ноге, побагровевший бригадир удалился.

Через два дня Тауссиг отвел Эйласа и Ейна на задний двор замка Санк. При этом он не говорил ни слова, но резкие движения локтей и частые кивки его подпрыгивающей головы не предвещали ничего хорошего.

Остановившись в воротах, ведущих на двор, бригадир повернулся к подчиненным и дал волю накопившейся злости: «Им нужна пара слуг, так я и сказал им все, что о вас думаю! Теперь ваш начальник — Имбоден, заведующий хозяйством. Посмотрим, как ему понравятся ваши изнеженные манеры и разговорчики за спиной!»

Эйлас внимательно посмотрел в искаженное ненавистью лицо хромого раба, пожал плечами и отвернулся. Ейн стоял в позе, выражавшей полное безразличие и скуку. Говорить было не о чем.

Тауссиг окликнул пробегавшего по двору поваренка: «Позови Имбодена!» Злобно усмехнувшись через плечо, он добавил: «Поработаете на Имбодена — помянете меня добрым словом. Заведующий тщеславен, как павлин, и норовит вцепиться в горло, как хорек. Вам больше не придется загорать на солнышке!»

Имбоден вышел на высокое крыльцо с другой стороны двора — пожилой субъект с тощими руками и ногами, узкоплечий, с дряблым животиком. Влажные пряди волос липли к его лысеющему черепу; казалось, у него не лицо, а коллекция нелепых крупных компонентов — длинные уши торчком, длинный шишковатый нос, круглые черные глаза, обведенные сизыми кругами, обвисший сероватый рот. Имбоден сделал повелительный жест, адресованный Тауссигу, но тот заорал: «Сюда, сюда! Я шагу не ступлю на замковый двор!»

Нетерпеливо выругавшись, Имбоден спустился по ступеням и пересек обширный двор, демонстрируя странную журавлиную походку, смешившую Тауссига: «Давай-давай, шевели копытами, старый похотливый козел! Я тут давно из-за тебя время теряю!» Обернувшись к Эйласу и Ейну, бригадир заметил: «Он ска-полукровка — ублюдок, прижитый с кельтской потаскухой. Для скалинга нет ничего хуже, вот он и вымещает обиду на всех, кто не может дать сдачи».

Имбоден остановился у ворот: «Что тебе нужно?»

«Не мне, а тебе — пара домашних мартышек, к твоим услугам. Этот — чистоплюй, слишком часто моется. А этот думает, что умнее всех — в частности, умнее меня. Оба в отличном состоянии».

Разглядывая предложенных слуг, Имбоден ткнул большим пальцем в сторону Эйласа: «Достаточно молод, но глаза чудные, диковатые. Он, случаем, не болен?»

«Здоров, как бык!»

Имбоден изучил внешность Ейна: «Какая-то у него разбойничья рожа. Надо полагать, я снова ошибаюсь, и он просто ангел, самоотверженный праведник?»