Избранные произведения. Том II

— Прекрасно, — продолжил Сомерсет. — Вот я держу её в руке, этот глас мира, это зеркало всех желаний человеческих. Я открываю её, и мой взор падает… нет, не на рекламу новомодных пилюль, но где-то рядом. И там я нахожу то, что искал: крохотную трещину в монолитном панцире общества. Вот вам зов о помощи, мольба и обещание достойной награды: «Вознаграждение в двести фунтов. Вышеозначенное вознаграждение будет выплачено любому предоставившему сведения о личности и местонахождении мужчины, замеченного вчера неподалёку от гостиницы «Грин-парк». Рост чуть более шести футов, непропорционально широкие плечи, короткая стрижка, чёрные усы, одет был в пальто из котикового меха». Вот, господа, первый камень в фундамент нашего благоденствия.

— Так вы предлагаете, дорогой мой, всем нам сделаться сыщиками? — поинтересовался Чаллонер.

— Предлагаю? Нет, сударь мой! — воскликнул Сомерсет. — Здравый смысл, судьба и нынешнее положение вещей диктуют нам это решение. Здесь проявятся все наши положительные качества: хорошие манеры, знание жизни, умение вести беседу, огромный объём разрозненных знаний. Всё, что мы умеем и чем обладаем, и составляет образ настоящего сыщика. Одним словом, это единственное занятие, достойное джентльмена.

— Данное предложение выглядит весьма эксцентричным и экстравагантным, — ответил Чаллонер, — поскольку до сих пор, признаться, я считал и считаю это занятие наиболее грязным, подлым, недостойным и отвратительным из всех.

— Недостойно защищать общество? — вспылил Сомерсет. — Подло рисковать жизнью ради других? Отвратительно искоренять тайное и могущественное зло? Я обращаюсь к мистеру Годоллу. По крайней мере, он, с его философским взглядом на жизнь, презирает подобные мещанские представления. Ему хорошо известно, что полицейский, движимый долгом и постоянно сталкивающийся со смертельной опасностью, будучи хуже вооружён и преследующий куда более благие цели, по форме и по сути гораздо благородней, чем солдат. Неужели вы можете, пусть даже невольно, вводить себя в заблуждение, полагая, что полководец станет требовать или ожидать, что самая дисциплинированная армия в решающем сражении поведёт себя так же, как рядовой констебль на перекрёстке в Пекхэм Рай?

— Вот уж не думал, что нам надо поступить на службу в полицию, — съязвил Чаллонер.

— Этого не потребуется. Они, если можно так выразиться, руки, но мы, мы, сударь мой, — голова! — воскликнул Сомерсет. — Однако довольно, всё решено. Мы выследим этого злодея в котиковом пальто.

— Предположим, мы согласились, — скептически заметил Чаллонер. — Но у вас нет ни плана, ни знания обстановки. Начнём с того, что вы не знаете, где его искать.

— Чаллонер! — воскликнул Сомерсет. — Возможно, вы придерживаетесь доктрины свободной воли? Неужели вы не имеете ни малейшего понятия о философии, если можете разглагольствовать о недостаточности основания? Случай, эта слепая Мадонна язычника, правит земной суетой, и именно на Случай я делаю главную ставку. Случай свёл нас вместе, но, когда мы разделимся и пойдём каждый своим путём, Случай станет постоянно привлекать наши беспечные взоры к тысячам красноречивых улик, причём касающихся не только этого загадочного дела, но и бесчисленных тайн, в окружении которых мы живём. Затем наступит черёд светского человека, прирождённого и умудрённого опытом сыщика. С проворством кошки он ухватится за улику, на которую весь город взирает без малейшего интереса и понимания, потянет за ниточку со всем своим умением и рвением и, сопоставив незначительное, на первый взгляд, стечение обстоятельств, раскроет преступление.

— Пусть так, — сказал Чаллонер. — Я восхищён тем, что вы признаёте в себе подобные достоинства. Между тем, дорогой мой, я, признаться, не готов составить вам компанию. Я не прирождённый и уж тем более не умудрённый опытом сыщик, а всего лишь миролюбивый джентльмен, у которого пересохло в горле. Что до меня, то мне не терпится пропустить стаканчик. Касаемо же улик и приключений, то единственное приключение, которое когда-нибудь со мной произойдёт, — это перепалка с судебным приставом.