Избранные произведения. Том II

— Птицы не такие. Они мои братья и сестры, у них и должны быть имена. Без них они не могут. Но это… — она указала жестом на зеленые ветви вокруг, на гигантские папоротники под шипастыми цветущими деревьями, — это все безымянное. Мы придумываем растениям имена, но на самом деле у них нет имен.

Он задумался над этим.

— А где ты летаешь? — спросил он, когда они прошли с километр по заросшей тропе.

— Везде.

— Есть любимые места?

— Мне нравится Эхо-Оверлук.

— Хорошие там восходящие потоки?

— Очень. Я там и была, пока Джеки не насела на меня и не заставила работать.

— А здесь разве не твоя работа?

— О, да, да. Но в моем кооперативе гибкий график.

— А-а. Так, значит, ты еще побудешь здесь какое-то время?

— Только до отбытия шаттла на галилеевы спутники.

— И тогда эмигрируешь?

— Нет-нет. Слетаю и вернусь. Джеки туда меня посылает. С дипломатической миссией.

— А-а. Значит, и на Уране побываешь?

— Да.

— Я бы хотел увидеть Миранду[171].

— Я тоже. Это одна из причин, по которой я лечу.

— А-а.

Они перешли неглубокий ручей, ступая по плоским камням. Отовсюду раздавалось пение птиц и жужжание насекомых. Солнечный свет наполнял всю чашу кратера целиком, но под лесным навесом все равно было прохладно, воздух проникал сюда параллельными наклонными столбиками желтого света. Расселл нагнулся, чтобы всмотреться в ручей, который они пересекли.

— А какой была моя мама в детстве? — спросила Зо.

— Джеки?

Он задумался. С тех пор прошло много времени. Когда Зо уже с досадой решила, что он забыл вопрос, он ответил:

— Она быстро бегала. Задавала много вопросов. Почему то, почему се. Мне это нравилось. Кажется, она была старшей в поколении эктогенов. Как ни крути, она была лидером.

— Она была влюблена в Ниргала?

— Не знаю. А что, ты знакома с Ниргалом?

— Да, вроде бы. Встречалась с ним однажды у диких. А что Питер Клейборн, его она любила?

— Любила? Потом, может быть, и любила. Когда они подросли. В Зиготе. Не знаю.

— От вас много не узнаешь.

— Пожалуй, что так.

— Вы все забыли?

— Не все. Но то, что помню… это трудно оценить. Я помню, как Джеки спрашивала о Джоне Буне точно так же, как ты сейчас спрашиваешь о ней. И не раз. Ей нравилось быть его внучкой. Она им гордилась.

— И до сих пор гордится. А я горжусь ею.

— А один раз… я помню, как она плакала.

— Почему? Только не говорите, что не знаете!

Он умолк на минуту. Но потом, наконец, взглянул на нее и изобразил на лице почти человеческую улыбку.

— Ей было грустно.

— Ну замечательно!

— Из-за того, что мать ее покинула. Эстер вроде бы?

— Да, верно.

— Касэй и Эстер разошлись, и она уехала… не знаю, куда. Но Касэй и Джеки остались в Зиготе. И однажды она пришла в школу рано, я в тот день преподавал. Она задавала много своих «почему». И в тот раз тоже, но о Касэе и Эстер. А потом заплакала.

— Что вы ей сказали?

— Я не… Кажется, ничего. Я не знал, что сказать. Хм… Я думал, что ей стоило уехать с Эстер. Материнские узы важнее всего.

— Да ладно.

— Разве ты не согласна? Я-то считал всех молодых уроженцев социобиологами.

— А кто это?

— Ну… те, кто верит, что самые основные культурные особенности имеют биологическое объяснение.

— О, нет. Конечно, нет. Мы гораздо свободнее. Материнство может быть каким угодно. Иногда матери просто выполняют роль инкубаторов, и все.

— Я полагаю…

— Уж мне-то можете поверить.

— …Но Джеки плакала.

Они шли вперед молча. Подобно многим другим крупным кратерам Морё, как оказалось, был разделен на несколько водосборных бассейнов, которые стекались в центральное озеро, окруженное болотом. Оно было небольшим и имело форму почки, изгибаясь вокруг небольших холмиков, относившихся к группе возвышенностей по центру кратера. Зо и Расселл вышли из-под лесного навеса по слабо различимой тропинке, затерявшейся в слоновой траве. Они быстро бы заблудились, если бы не ручей, который извивался среди травы, выходя на поляну, а затем впадая в заболоченное озеро. Поляна тоже заросла слоновой травой, крупные пучки которой тянулись много выше человеческого роста, отчего они, идя сквозь ее заросли, часто видели лишь эту гигантскую траву и небо. Длинные стебли мерцали под лиловым полуденным небом. Расселл ковылял, сильно отставая от Зо; его круглые солнечные очки казались зеркалами, в которых, когда он глядел по сторонам, отражалась трава. С видом, совершенно сбитым с толку тем, что его окружало, он бормотал что-то в свою старую консоль, которая свисала у него с запястья, точно наручник.