Избранные произведения. Том II

И только когда он достиг улицы, лампы которой начинали гаснуть с рассветом, осторожно вползающим в город, только тогда он обнаружил, что он совершенно голый.

Глава 31

Марти отправился спать счастливым человеком. Хотя еще оставалось многое, чего он не мог понять, многое, связанное со стариком — несмотря на его обещания все объяснить — в конце концов, все это было не его дело. Если Папа решил секретничать, пусть. Марти был нанят, чтобы присматривать за ним, и все выглядело так, что его хозяин удовлетворен выполнением его обязанностей. Результатом были те сокровенные мысли, которые старик доверил ему, и тысяча фунтов под его подушкой.

От эйфории прошел сон — сердце Марти колотилось, казалось, в два раза быстрее, чем обычно. Он встал, влез в халат и попытался посмотреть что-нибудь по видео, чтобы изгнать из головы события дня, но боксерские ленты утомляли его, порнография тоже. Он побрел вниз в библиотеку, отыскал космическую пьесу с замусоленными страницами и проскользнул обратно в свою комнату, сделав крюк на кухню за пивом.

Когда он вернулся, Кэрис была в его комнате, одетая в свитер и джинсы и босиком. Она выглядела осунувшейся, старше своих девятнадцати лет. Улыбка, которой она встретила его, была слишком отрепетированной, чтобы убеждать.

— Ты не против? — спросила она, — я просто слышала, как ты ходил туда-сюда.

— Ты вообще никогда не спишь?

— Не всегда.

— Хочешь пива?

— Нет, спасибо.

— Садись, — сказал он, сбрасывая кучу одежды с одинокого стула. Однако, она расположилась на кровати, оставив стул для Марти.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала она.

Марти отложил выбранную книгу. На обложке обнаженная женщина с зеленой флюоресцирующей кожей вылуплялась из яйца на планете с двумя солнцами. Кэрис спросила:

— Ты знаешь, что происходит?

— Происходит? Ты о чем?

— Ты ничего странного не замечал в доме?

— Например?

Ее губы сложились в любимую комбинацию: уголки опустились вниз от раздражения.

— Я не знаю… трудно описать.

— Попытайся.

Она заколебалась, как ныряльщик на краю высокого обрыва, затем бросилась вниз.

— Ты знаешь, что такое чувствительность?

Он кивнул.

— Когда кто-то может ловить волны. Мысленные волны.

— Телепатия.

— В некотором роде.

Он бросил на нее взгляд.

— Это то, что ты можешь делать? — спросил он.

— Не делать. Я ничего не делаю. Скорее это делают со мной.

Марти откинулся на спинку стула, он был в затруднительном положении.

— Как будто все становится вялым. Я не могу сбросить это. Я слышу, как люди говорят, не шевеля губами. В основном, бессмыслица — просто бормотание.

— И это то, что они думают?

— Да.

Он не знал, что ответить, кроме того, что он сомневается в ее словах, но не это она хотела услышать. Она пришла сюда за помощью, разве нет?

— Это не все, — сказала она. — Я иногда вижу какие-то формы вокруг фигур людей. Туманные ореолы… как какой-то свет.

Марти вспомнил человека у ограды: как он излучал свет. Или так казалось?

— Суть в том, что я чувствую то, чего другие люди не чувствуют. Я не думаю, что у меня такой особенный ум или что-нибудь вроде этого. Я просто делаю это. И в последние несколько недель я чувствую что-то в доме. У меня в голове появляются странные мысли из ниоткуда, мне видится… что-то ужасное. — Она запнулась, чувствуя, как ее объяснения становятся все более расплывчатыми, и что она рискует подорвать доверие к ее словам, если будет продолжать.

— Ты видишь свечение? — сказал Марти, возвращаясь к началу.

— Да.

— Я видел что-то подобное.

Она наклонилась вперед.

— Когда?

— Помнишь того человека, который вломился сюда? Мне кажется, я видел свет, исходивший от него: из его ран, из глаз и изо рта.

Даже когда он закончил предложение, он вздрогнул, словно боялся заразиться.

— Я не знаю, — сказал он. — Я был пьян.

— Но ты видел что-то.

— Да, — согласился он неохотно.

Она встала и подошла к окну. «Что отец — что дочь, — подумал он, — тяга к окнам у обоих». Когда она уставилась на газон — Марти никогда не задергивал занавески — у него открылась возможность разглядывать ее.

— Что-то… — повторила она. — Что-то…

Грациозность изгиба ее ног, переходящих в округлость ягодиц; ее лицо, отраженное в холодном окне, — все привлекало его.

— Так вот почему он больше не разговаривает со мной, — сказала она.

— Папа?

— Он знает, что я могу чувствовать о чем он думает, и он боится.

Рассматривание зашло в тупик — она принялась постукивать ногой по полу с раздражением, ее дыхание моментально затуманило окно. Затем, совершенно неожиданно, она спросила:

— Ты знал, что тебя очень интересует грудь?

— Что?

— Ты постоянно смотришь на нее.

— Черта с два!

— А ты еще и лжец.

Он встал, не зная, что он собирается делать или говорить, — пока у него не было слов. Наконец, смягчившись от смущения, он решил, что подойдет только правда.

— Мне нравится смотреть на тебя.