Избранные произведения. Том III

— Ты, Саша, сути дела не сечешь, — наконец, сказал он. — Из ничего ничего не берется, а подобное поддерживается подобным. Заклинание Ауэрса требует уйму энергии. Где ее взять? Учитывая, что заклинание налагается как запрет?

— Из какого-нибудь запрета, — ляпнул, не подумав, Привалов и тут же устыдился своей глупости.

Витька, однако, удовлетворенно кивнул.

— Ну хоть это понимаешь. А поскольку магия существует за счет общества, то и питается это заклинание общественным запретом. На зазыриванье сисек и писек чужих баб. Понятно? — Он налил себе всклянь и выпил залпом. Сотворил очищенную луковку и горку серой соли, закусил. Громко отрыгнул в воздух.

— Ну а что, теперь в туалет к бабам входить можно, что ли? — не понял Саша.

— Ты меня вообще слушаешь? — с какой-то неожиданно живой злобой сказал Корнеев. — Тебе же говорят: запрет кончился. Потому что разрешили порнуху и ж-ж-ж-ж… проституток в смысле. Так что на туалетах Ауэрс больше не действует. Ну, почти. А вот соваться к начальству и смотреть, что оно там у себя делает — как было нельзя, так и сейчас нельзя. Сейчас даже больше нельзя. Так что там заклинание железобетонное. Дошло?

— Дошло. — Саша опустил голову, понимая, как же он туп.

— Извините, что беспокою. — У двери образовался Эдик Амперян. — Саша, вы не могли бы посчитать мне коэффициенты?

— У меня вводилка перегорела, — сказал Привалов.

— Я могу трансгрессировать данные непосредственно в память машины, но мне нужно побыстрее, — еще вежливее сказал Амперян.

Саше не хотелось давать машинное время Эдику. Все знали, что он через каких-то нью-йоркских родственников взял заказ у американского военного ведомства и теперь просчитывает наиболее удачные траектории американских ракет. Но отказать Эдику было неудобно. Привалов слез с вводилки и уступил место Амперяну.

— Кстати, вы слышали, что Янус Полуэктович исчез? — сказал Эдик, колдуя над пультом.

— А-Янус или У-Янус? — уточнил Привалов.

— Насколько мне известно, оба.

— Полетел куда-нибудь, — предположил Саша. — В Москву.

— В том-то все и дело, — вздохнул Эдик. — В Москве его ждут. Очень серьезные люди. Они беспокоятся. В общем, если он появится — дайте мне знать.

— Ну вот почему он это делает, а мы ему помогаем? — вздохнул Саша, когда Эдик получил распечатки и ушел, не забыв прикрыть за собой дверь. — Эти ракеты на нас же и полетят.

— Не полетят, — уверенно сказал Витька. — На такое жжж, как мы, ракеты тратить не будут.

— А зачем тогда Эдику траектории заказывать? — не понял Саша.

— Убедиться, что мы именно такое ж-ж-ж, — объяснил Корнеев. — Еще спирт есть?

— Может, хватит? — без энтузиазма сказал Привалов.

— Не хватит. Что-то меня не берет, — ответил Витька, прислушавшись к своему внутреннему состоянию. — Вроде пью, а ни в одном глазу.

Скрипнула дверь, показался горбатый нос Романа Ойры-Ойры.

— Эва! Скучно у вас! Пошли ко мне, кино смотреть будем, музыку танцевать! Деньги ваши — веселье наше!

— Гуляй, Ромочка, — махнул рукой Корнеев. — У нас денег нет.

— «Смоковница»[38] есть, в хорошем качестве, — зазывно улыбнулся Роман. — Полная версия, такая только в Москве и у меня.

— Денег нет, извини, — повторил Корнеев.

— Скучные вы люди, — сказал Ойра-Ойра и исчез.

— Балабол, — сказал Саша.

— Балабол-то он балабол, а свою тридцатку в день имеет, — процедил Корнеев.

Саша поморщился. Коммерческие таланты Ойры-Ойры были скромными, но существенно превышали приваловские. В частности, Ойра-Ойра, пользуясь происхождением, выбил из Камноедова музыкальную льготу.

С современной музыкой Модест Матвеевич боролся не только административными мерами, но и магически. После скандала с Саваофом Бааловичем Одиным, который опознал в композиции группы «Иси-Диси» песнопения вавилонских жрецов-кастратов, любая музыка, написанная буржуазными композиторами после 1896 года, была заклята Камноедовым лично. Всякие «моден-токинги», «битлы» и прочая буржуазная нечисть при попытке ее послушать в стенах Института превращалась или в «Реквием», или в Свадебный марш Мендельсона. Когда появились видаки, Камноедов наложил на видео магическое плетение, которое меняло всю эротику на сцены осеменения крупного рогатого скота в подшефном совхозе. Однако хитрый Ойра-Ойра однажды заявился к Камноедову с требованием разрешить прослушивание музыки в его лаборатории с тем обоснованием, что он-де, как выяснилось, цыган, а цыган без музыки не может. На рычание Камноедова он предъявил чрезвычайно красивую бумагу от всесоюзного общества «Романипэ», а также передал на словах, что создание трудностей национальным меньшинствам может быть понято очень неправильно. По каковому вопросу посоветовал обратиться в отдел Предсказаний и Пророчеств. Модест Матвеевич тут же и позвонил в отдел, выслушал ответ, после чего плюнул на пол — чего никогда в жизни не делал — и выписал Роману особое разрешение.