Избранные произведения. Том III

— Ты ж-ж-ж мне тут под локоть сифонишь, — завершил мысль Корнеев.

— Не читай чужих мыслей, — посоветовал Привалов. — Вообще-то в хорошем обществе не принято…

— Да ж-ж-ж твою ж-ж-ж через др-р-р-р, будет он тут мне мораль читать!.. — заорал Витька. С потолка обвалился пласт штукатурки. Саша в последний момент успел сотворить слабенькое защитное заклинание. Штукатурка рассыпалась у него над головой, обсыпав свитер белым.

— Извини, сорвался, — буркнул со своего этажа Корнеев и в качестве любезности убрал известку со свитера приятеля. — У меня тут ж-ж-ж какое-то весь день…

— У тебя всегда ж-ж-ж какое-то, — не выдержал Привалов. — И др-р-р.

— Да не ж-ж-ж, а просто ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж! Как этот ж-ж-ж др-р-р диван забрал, мне плотность поля померить нечем. Сука, козел, ж-ж-ж, ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж ему в ж-ж-ж-ж-ж-ж…

— Витька, — предложил Привалов. — Кончай с этим. Спускайся сюда. У меня тут спирт есть.

— Технический? — осведомился Корнеев.

— Очищенный, — пообещал Привалов. — Для протирки оптических осей.

Затрещало, дернуло током, и перед вводилкой шлепнулось кресло с продавленным сиденьем. Через мгновение в него трансгрессировал Витька.

В комнате тут же крепко завоняло потом. Судя по запаху, гигиенические процедуры Витька игнорировал по меньшей мере неделю. Выглядел он тоже неважнецки. Впрочем, в последнее время все выглядели неважнецки.

Саша напрягся, стиснул зубы, ущипнул себя под коленкой и сотворил дубля. Тот, кося и прихрамывая — левая нога дубля оказалась сантиметра на три короче правой, — потопал к сейфу, достал из-под горы картонных коробок с перфокартами заныканный ключ и извлек из железного ящика пузатую колбу. Вернулся, вручил сосуд хозяину, с противным пенопластовым скрипом дематериализовался.

— О, да я смотрю, ты насобачился, — одобрил Корнеев, творя стаканы. — Я ж-ж-ж помню, у тебя раньше дубли только жжжжжжжж дррр…

— Витька, — устало попросил Привалов. — Ну ты можешь не ругаться? У меня от твоего ж-ж-ж и др-р-р голова болит.

— Да я в душе не др-р-р-р! Этот Камноедов, ж-ж-ж-ж-ж, жэж-ж-ж-ж-ж-ж-ж его ж-ж-ж… Др-р-р-р-р!

— Хорош уже, — снова попросил Привалов. — У меня сосед каждое утро стены сверлит. Вот такой же звук.

— Да лана. — Корнеев скривился. — Я вообще-то не матерюсь. Просто у меня день был ж-ж-ж-ж-ж-ж. В смысле неудачный.

— Опять живая вода слабодисперсная получилась? — проявил осведомленность Привалов, разливая спирт по мензуркам, когда-то позаимствованным у Жиана Жиакомо. — Рыба дохнет?

— Хрен бы с ней, с рыбой, — вздохнул Витька. — У меня бабушка умерла.

— Соболезную, — промямлил Привалов, не очень понимая, что полагается говорить в таких случаях.

— В первый раз, что ли. — Корнеев махнул рукой. — Давай дерябнем.

Выпили. Спирт отдавал сырой осиной.

— Так чего с бабушкой? — Привалов попробовал проявить сочувствие.

— Да в порядке уже. Просто она жить не хочет.

Я уже устал ее оживлять. — Корнеев принялся зажевывать горечь гадостью.

— А почему не хочет? — ляпнул Привалов.

— А что, я хочу? Или ты хочешь? — пожал плечами Корнеев.

— Ну… — Привалов подумал, — не очень, конечно. Умирать не хочется.

— Из того, что тебе не хочется умирать, не следует, что тебе хочется жить, — наставительно заметил Корнеев. — К тому же умирать не хочет твое тело. А не хочет жить — это, как его, ж-ж-ж-ж-ж ж-ж-ж др-р-р-р… — Он щелкнул пальцами, появился дубль с толстенным словарем в руках, раскрытым на середине.

— Внутренняя сущность, она же Эго, понимаемое как чувствующий и моральный субъект, — сказал дубль, сверившись с какой-то статьей, после чего превратился в крысу, а словарь — в бабочку. Крыса съела бабочку и издохла.

— Вот как-то так. — Корнеев пнул трупик. Тот рассыпался в мельчайшую серую пыль.

— Глупость какая-то, — сказал Привалов и чихнул.

— Будь здоров, капусткин, — невесело отозвался Корнеев и трансгрессировал себе в мензурку еще грамм семьдесят.

Привалов посмотрел на него с сомнением и упреком.

— Мне надо, — объявил Корнеев и выпил спирт залпом. Закашлялся. Сотворил блюдечко с чем-то вроде мелко нарезанной редьки в постном масле. Попробовал, скривился.

— Слушай, — спросил Привалов, — я вот чего не понимаю. Раньше ты вроде нормальный закусон делал. А сейчас?

— Ну ты др-р-р, — уставился на него Корнеев. — Извини, — буркнул он, — ты ж это, программист. Суть не сечешь. Нельзя сотворить того, чего нет, понимаешь?

— Ну, — сказал Привалов, чтобы что-то сказать.

— Ни хрена ты не понимаешь… А, вот что. Сотвори треугольник. Первый угол прямой, второй сто градусов, третий сто двадцать, плоскость евклидова классическая. Быстро! — прикрикнул он.

Привалов машинально произнес заклинание объективации геометрической фигуры. В воздухе вспыхнула какая-то кракозябра, тут же скукожилась и исчезла, а на Привалова сверху упал невесть откуда взявшийся окурок.

— Э-э-э. — До Привалова наконец дошло. — Так ведь сумма углов треугольника всегда сто восемьдесят. А ты мне какие вводные дал? Не бывает таких треугольников.

— Во! Дошло до ж-ж-ж-ж-ж-ж! Таких треугольников не бывает. Значит, и сотворить ты его не можешь.

— Не могу. — Привалову почему-то стало грустно.