Избранные произведения. Том III

— Зря сердитесь, Янус Полуэктович. Долгое время Фотон будет вашим единственным другом. Пройдет несколько столетий, прежде чем вы сумеете выпрямить для себя время. Прислушайтесь к Соломону. Молодой человек дает неплохие советы, но не допускайте его к расчетам. И ни в коем случае не отказывайтесь от джиннов, которых он будет вам дарить. Невежливо. Выбросите потом где-нибудь в море, поглубже. И лучше пассивизировать. Поверьте, вас ждет интереснейшее прошлое. В тысяча пятьсот пятьдесят третьем году вы наткнетесь на презанятное уравнение, которое окажется, на поверку, интегро-дифференциальным уравнением Высшего Совершенства. Решайте численно. У вас получится.

— Но это вы решили уравнение Высшего Совершенства? — Янус потер виски, не в силах понять, к чему клонит Один.

— Да, Янус Полуэктович. Я. И вы. Тот вы, которого нет в нашем с вами сегодня.

Невструев смотрел на старого мага, на темное от загара, испещренное морщинами лицо, блестящую лысину, и пытался представить Саваофа Бааловича на несколько сотен лет моложе.

— Он был честнее. Я с четырнадцати лет знал, что он — это я. Он был рядом, учил меня. А вы? Почему вы не были рядом с ним? Отчего не научили…

— Он всегда знал. С этой самой минуты. И я учил. Кому как не мне знать, как непросто столько лет быть одному среди людей. Жаль, Фотончик всего лишь птица. А их век не слишком долог. Вы всегда ощущали, что ваша жизнь детерминирована существованием этой петли, поэтому после полуночи вам будет не так уж сложно привыкнуть.

И поначалу я буду подсказывать, с кем вы беседовали вчера, пока не войдет в привычку. Я очень хорошо все помню.

— Но почему Один? В Бога играете, Саваоф Баалович? Тысячелетия одиночества сделали вас самодовольным?

— Я просто подумал, что три Януса Невструева на один институт — слишком много. Разве нет?

А с Хунтой я поговорю. По нашим временам, испанская нотка в руководстве — не так уж плохо. На самый крайний случай у нас остается Выбегаллова Ева. Доброй ночи, Янус Полуэктович. Удачи с вербализацией. Я оформлю бумаги для министерства, а вы — не забудьте выпустить Фотона.

Янус какое-то время стоял неподвижно посреди кабинета, но обругал себя, открыл дверцу клетки и торопливо надел очки для работы в виртуальной лаборатории. Фотон опасливо попрыгал по столу, понял, что гроза миновала, и перелетел ученому на плечо.

Саваоф Баалович постоял немного у двери, слушая, как попугай бормочет что-то про рубидий, и пошел прочь. По темному коридору вслед за эхом полетело вспугнутое его шагами недетерминированное будущее.

Дарья Зарубина

Рубидий

11 ноября 1990 года. Г. Соловец.

Главный корпус НИИЧАВО. Вычислительный центр.

Саша Привалов сидел на перегоревшем вводном устройстве «Алдана»[34] и пытался мыслить позитивно.

Получалось плохо: мешали остатки обывательского мышления, настоящего мага недостойные. Обывательское мышление напоминало о мелких, несущественных вещах. Например, о том, что праздничный заказ опять перехватил отдел Атеизма. Что отдел Вечной молодости закрывают, вслед за опустевшей кивринской лабораторией. Что в отделе Предсказаний и Пророчеств прорицают, будто с нового года животное масло в продаже исчезнет окончательно, даже по талонам. Что Стелла совсем захандрила, забросила ребенка и проводит вечера у какой-то непонятной подруги, которую зовет то Леной, то Аленой, а в трубку — Алешей. Что сын практически не видит отца, потому что ему не хочется приходить домой и он все чаще посылает вместо себя дубля. Что семейный бюджет в четыреста тридцать рублей — это тяжело, а дальше будет еще тяжелее. Что Соловец — это все-таки не Ленинград. Что…

— Др-р-р-р! — раздалось откуда-то сверху. — Утомил ныть! Ж-ж-ж-ж-ж! Тьфу ты, пакость! Я сказал — ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж! Ах ты ж ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж! Др-р-р-р-р-р-!

— Витька, — устало сказал Саша в пространство, — хватит материться. И без того тошно.

— Ты хоть одно матное слово сейчас слышал? — наигранно оскорбился Витька.

— Не слышал. Догадался, — сказал Привалов. — Просто мат через камноедовское заклятье не проходит.

— Не слышно — считай не было, — упрямо сказал Корнеев. — Говорю же, утомил ты меня. Я тут три часа ж-ж-ж-ж с распределением…

Привалов вздохнул. Над машинным залом находилась лаборатория Витьки Корнеева. Витька был груб. Правда, теперь грубить ему мешал магический фильтр, установленный на территории Института Камноедовым. Ожидалось прибытие высокой комиссии из Москвы. Комиссию возглавлял профессор Шкулявичус, который терпеть не мог крепких выражений. Поэтому Камноедов наложил на Институт заклятье, из-за которого все нехорошие слова, сказанные в стенах НИИ, автоматически заменялись на жужжание, а в тяжелых случаях — на звук сверлящей дрели. Все к этому уже привыкли и не жужжали, разве что случайно. Только Витька никак не мог избавиться от привычки сквернословить.

Саша невольно посмотрел на настенные часы. Минутная стрелка телепалась около цифры «8», но никак не могла преодолеть последнее деление.