Читаем Избранные произведения. В 3 т. Т. 3: Псалом; Детоубийца полностью

Петр. К чему такое щегольство, Катеринушка? На свадьбу к иноземцу поедем, возьму экипаж напрокат, у щеголя нашего, прокурора Ягужинского. Он в детские годы свиней пас босой в Литве, ему нынешнее щегольство к лицу. А мне, государю, оно к чему? Простоты бы поболее. Я и лечусь теперь попроще, олонецкими мерциальными водами да порошком из желудка да крыльев сороки, и вот уже давно в урине болей не имею. Лекари ж мои придворные — ослы. Я их побил дубинкой и прогнал. Доверить им не можно. Вот лекарь Туленщиков спьяна вместо рачьих глаз золотник сулемы больному отвесил, оттого тот и помер. Нет уж, без лекарей лучше.

Алексей. Верно, батюшка, вы лицом посвежели. А я вот сплю дурно.

Петр. Семя конопляное возьми. Три зерна на ночь. Более возьмешь, помрешь.

Служитель входит.

Служитель. Господин тайный советник Толстой и майор Румянцев.

Петр(обрадованно). Жду их. Проси.

Входят Толстой и Румянцев. Петр целуется с ними.

Толстой. С праздником, государь. С праздником, государыня. И вас, царевич.

Екатерина. Вас также, господа. Петруша, вы здесь дела обсуждать хотите? Так мы с Алексеем Петровичем пока в буфетную пойдем кофий пить.

Анна. Господа, поскольку такое счастливое собрание людей мне нужных, позвольте, государь, сказать мою просьбу.

Петр. Говори, Анна.

Анна. Бью челом в канун Святой Пасхи с прошением освободить от смерти Марию Даниловну Гамильтон. Преступление ее велико, но убийство сына своего новорожденного можно извинить человеческой слабостью ее, страстью ее и стыдом ее.

Екатерина. И я, Петруша, хочу просить за свою несчастную фрейлину. Она уж месяц в кандалах. Не достаточно ли наказание?

Петр. Катеринушка, но у ней при обыске твои алмазы нашли. И дурные сплетни о тебе пускала.

Екатерина. Глупая, несчастная девка. И воровала не для себя, для любовника своего Орлова.

Толстой. Государь, мне по натуре моей и по должности моей быть к преступлению снисходительным не подобает. Одначе в данном разе я поддерживаю просьбу государыни о милости. Сказано в псалме: аще беззаконие назриши, Господи, кто постоит?

Петр. Вижу я, что вы все сговорились ходатайствовать. Тогда спросить вас хочу: чей закон есть на такое злодеяние?

Толстой. Вначале Божий, а потом государев.

Петр. Что ж именно законы сии повелевают? Не то ли, что: проливая кровь человеческую, да пролиется и его?

Алексей. За детоубийство нет прощения.

Петр. Да, невинно пролитая кровь вопиет о мщении, и ненаказанное убийство угнетает землю. Я не хочу быть ни Саулом, ни Ахавом, которые, нерассудною милостью закон Божий преступя, погибли и телом и душою. И если вы, господа, имеете смелость, то возьмите на души свои сие дело, я спорить не буду.

Толстой. Кто возьмет на себя, государь, дело, на которое у вашего величества нет охоты?

Екатерина. Мы с Алексеем Петровичем и с Анной в буфетную пойдем. (Уходят.)

Румянцев. Государь, тело Глебова, как вы велели, привезено мной из Москвы в Петербург.

Толстой. Все ли при казни соблюдалось, как велено?

Румянцев. Все было исполнено. Привезли Глебова на Красную площадь на санях в шесть лошадей. Его положили на стол и в задний проход воткнули железный кол, который через затылок вышел наружу. Когда Глебов был таким образом посажен на кол, восемь человек отнесли его и водрузили кол на возвышенном месте. Для того чтоб страдал долее и более, кол имел поперечную перекладину, на которой Глебов сидел, а чтоб не замерзнул, на него надета была шуба и шапка. Посаженный на кол в три часа пополудни, испустил Глебов дух только на другой день к вечеру, в полвосьмого.

Петр. Покаялся ли Степка?

Румянцев. Глебов никакого покаяния не принес. Для исповеди при нем был архимандрит Спасского монастыря Лапотинский, да еромонах Маркел, да священник Анофрий. Только ночью просил Глебов тайно Маркела, чтоб он сподобил его святых тайн.

Петр. Нераскаянным душу свою извергнул из себя злодей. Будут помнить и иные Глебов кол. Перед Святой неделей казней не проводить. После Святой недели поставим перед дворцом на площади четырехугольный столп из белого камня вышиною где-то около шести локтей с железными шписами. На вершине столпа сделать четырехугольный камень в локте вышиной. На нем положить трупы казненных главных злодеев без голов. Головы воткнуть на шписы. Труп Глебова посадить в середину, чтоб сидел он как бы в кругу других.

Толстой. Все в точности исполним, государь. Надо лишь подумать, как с Европой обойтись. Я, государь, с Петром Павловичем Шефировым в согласии, что надобно требовать отзыва из России тех чужеземных резидентов, которые ложно доносят своим государям. К примеру, резидент австрийский Плеер многие лжи о нашем государстве и многие клеветы о особе вашей, и о супруге вашей, и о некоторых подданных наших, и о некоторых комплотах войск наших доносил.

Петр. Я велю Шефирову написать требование об отзыве и пошлю сам кесарю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература