Толстой. Степан Богданов Глебов, живучи с бывшей царицею блудно, спрашивал ли ты ее, с какой причины она платье чернечное скинула и для какого намеренья, и кто ей в том советовал и обнадеживал и чем обнадеживал? (Глебов молчит. Толстой к подьячему.) Пиши — запирается. Степан Глебов, от нее к сыну и от сына к ней писем не переваживал ли, и в бытность твою любовником присылали ли от кого какие письма, и ты их видал ли и в какой силе видал? А ведать тебе всякую тайну ея надлежит для того, что с ней жил в крайней любви. (К подьячему.) Пиши — запирается. При отъезде царевича в побег с бывшею царицею говорил ли о том, от нее слыхал ли, что она про побег сыновий ведает, и от кого и через кого? Пиши — запирается. Азбуки цифирные, которые у тебя вынуты, с кем ты по ним списывался, и которые у тебя письма цифирью, от кого и что в них писано? С кем из офицеров гренадерского полка своего переписку имел?
Глебов. Ни в каком заговоре не винюсь и не признаю за собой ничего, кроме блудного дела. (К Петру.) Ты, царь, с незаконной женой живешь, а я уж с твоей законной жил. Ты от Авдотьи того не имел, что я получил. И в славянском блядодействии жил, и в елинской кощуни жил. (Смеется.)
Алексей(истерично кричит). Батюшка, на кол его надобно садить! Железный кол ему в зад воткнуть, чтоб через кишки прошел и через затылок вышел.
Глебов(к Алексею). А ты, дурак, царевич, вернулся да запродал всех. Всех, кто на тебя надежду имел, как на русского спасителя. Иуде Толстому поверил. Приехал для того, что отец тебе посулил жениться на Афросинье.
Толстой. Волоките его вон.
Петр(гневно). Привязать его к столбу. Босыми ногами, чтоб стоял на доске с деревянными гвоздями.
Глебов(вырывается, борется с волокущими его стражниками. Кричит.) Жолв тебе, царевич, не женитьба будет… Напрасно сюда ехал… Голову тебе отсекут… (Его уволакивают.)
Петр(взволнованно и гневно). Надобно учинить ему смертную казнь. Мне Алексея подсказка по нраву. На кол посадить. Да чтоб мучился подольше.
Алексей(дрожащей рукой наливает стакан водки, выпивает). Надобно, батюшка, на колу том скамеечку сделать, чтоб сидеть ему было удобно. Чтоб подолее сидел живьем с колом в кишках. Да шубу и шапку на него надеть, чтоб от мороза не сдох прежде времени. Может, на колу и покается.
Петр. Ты, Алексей, умен, я это всегда понимал. Хорошим бы ты мог быть наследником мне и отечеству на радость, если б не нрав твой слабый да окружение твое многолетнее.
Евдокия (плачет). А мне-то куда, государь?
Петр. Бить бы тебя батоги, как сводниц твоих уж побито, игуменью Покровского монастыря да старицу Каптелину. Но уж лады, поедешь в Старую Ладогу, в Ладожский монастырь с карлицею и скарбом.
Алексей(обнимая Евдокию). Хорошо-то как, маманя. Монастырь там хороший, я бывал. Может, поселят тебя в игумениных кельях, а батюшка разрешит, то навещу тебя с радостью. Там городьбы и ворот около монастыря, и никакой крепости нет. Вид там вольный, и с монастырем сим смежны многие дворы поповские, посадские, ямские. А место глухое. Через монастырь лежит дорога, тройки ездят, колокольца звенят. Весело. (Плачет. Целует Евдокию.)
Евдокия(плачет). Прощай, Олешенька, прощай. Прости, что ты у меня из пеленок рано вывалился. Если б ты близко был, не так бы то и было. (Ее уводят.)
Алексей. Батюшка, позволь и мне удалиться, ежели более не потребен.
Петр(Толстому). Петр Андреевич, потребен тебе еще сегодня царевич?
Толстой. На сегодня не потребен.
Поспелов (входит). Государь, Орлова разыскали да привезли.
Петр. Что сказано ему?
Поспелов. Сказано, что государь в гневе на него и повелел непременно отыскать.
Петр. Орлова сюда давай, я ему внушение сделаю, а царевича отвезти надобно с дежурным офицером в дом кабинет секретаря Макарова. А обед ему пусть из придворной кухмистерской привезут.
Алексей. За милость вашу благодарю, батюшка. Позвольте еще на дорогу. (Наливает водки, выпивает и уходит.)
Толстой(просматривая бумаги). Государь, спытать еще хотел, куда посылать сеченых баб? К прикладу, бабы Алена Андреева да Авдотья Кузьмина еще в июне высечены кнутом, и уж сколько месяцев длится переписка, а ссылка их на прядильный двор состояться не может. Бабы эти стары, работать не могут, а кормить их кумпанейщикам от себя без работы не можно. У нас же в Тайной канцелярии после приговору и секуции на них пайка не имеется, и ежели их, государь, вновь не станут принимать, то думаю освободить с запискою о молчании на волю.
Входит Орлов.