Избранные произведения в двух томах. Том второй

Хозяйничество поэта несколько поправило дела Никитиных. Явилась возможность построить флигель, который был сдан внаем профессору семинарии. Непосредственное и постоянное общение с народом, несмотря на обстановку, в которой оно происходило, не могло все-таки не давать пищи наблюдательному уму и затаенному сердцу Никитина; чтение книг питало его с другой стороны; в центре его духовной жизни уже стояло, по-видимому, собственное поэтическое творчество; голод в людях, в обществе, в среде был, вероятно, наиболее ощутимым в эту пору. Известно, что отчасти удовлетворяла его дружба с мещанином г. Нижнедевицка Иваном Ивановичем Дураковым. Одним из первых слушателей и советчиков поэта был он, и добрую о нем память надолго сохранил Никитин. Ища выхода своим силам, Никитин посылал в столичные журналы свои стихотворения, но отклика не получил никакого.

В октябре 1849 года Иван Никитин послал два своих стихотворения, “Лес” и “Дума”, в редакцию “Воронежских губернских ведомостей”. Редактором газеты был в то время В. А. Средин, а ближайшими сотрудниками Н. И. Второв и К. О. Александров-Дольник. Оба только что перевелись на службу из Петербурга в Воронеж, первый — советником губернского правления, второй — товарищем председателя губернской палаты, оба окончили Казанский университет и наряду со службой занимались археологией, этнографией, статистикой, изучали и собирали воронежские древности; они основали в Воронеже кружок, собиравшийся на квартире Второва для бесед, чтения и научных занятий и состоявший из преподавателей местных гимназий, семинарии и кадетского корпуса, священников и побывавшей в университете молодежи.

Такая редакция не могла пройти мимо стихотворений, из которых одно, как мы можем судить, отличалось сильным чувством природы и предсказывало богатое развитие. 5-го ноября вышел № 45 “Вор. губ. вед.” со следующим ответом Никитину от имени редактора: “На днях присланы нам от неизвестного лица при письме, подписанном буквами И. Н., два стихотворения, которые мы по прочтении нашли так замечательными, что готовы были на этот раз из уважения к дарованию отступить от принятой нами программы и поместить их в нашей газете. Единственное препятствие, которое удерживает нас, это незнание нами имени автора!” Этому препятствию не суждено было исчезнуть: Никитин не открыл своего имени, и стихи напечатаны не были. Поэт не мог преодолеть противоречия, которое было между внутренней и внешней его жизнью, того, что он сам позднее, в письме к Кони, назвал “двусмысленным положением”. Тем не менее успех, хотя и неиспользованный, не мог не отразиться благотворно на его творчестве.

Стихотворения следующего, пятидесятого года носят следы большой сосредоточенности и душевного мира. От “безотрадной ничтожности” бывания поэт устремляется к созерцанию бытия:

И чужды мне земные впечатленья,
И так светло во глубине души:
Мне кажется, со мной в уединенье
Тогда весь мир беседует в тиши.

“Тишине молюсь”, — говорит он в стихотворении “Вечер”; в другом: “как мне легко”. Можно сказать, что темой этого года был стих: “Смолкла дневная тревога”.

Получив добрый отклик от людей, которых уважал, поэт внутренне окреп, уверился в себе. Ему стало легче переносить свою судьбу, он в ней увидел смысл:

К борьбе с судьбою я привык,
Окреп под бурей искушений:
Она высоких душ родник,
Причина слез и вдохновений.

Этим процессом самоуглубления и развития можно объяснить, что только через четыре года Иван Никитин вновь решает обратиться в редакции. По-видимому, новый этап предчувствовал он, уже не удовлетворяясь сделанным за эти годы, и остро ощутил необходимость общественно проверить то, во что сам верил со страхом: свое поэтическое призвание.

6 ноября 1853 года он пишет Ф. А. Кони и просит “приговора”: “Будьте моим судьею, покажите мне мое собственное значение или мою ничтожность”.

Как настоящий художник, желающий всех достижений, а не некоторых, полной победы, а не половинчатой, пишет в этом письме Никитин: “Если же из приложенных здесь стихотворений Вы увидите во мне жалкого ремесленника в деле искусства, тогда сожгите этот бессмысленный плод моего напрасного труда. Тогда я пойму, что дорога, по которой я желал бы идти, проложена не для меня; что я должен всецело погрузиться в тесную сферу мелкой торговой деятельности и навсегда проститься с тем, что я называл моею второю жизнью”. Нам неизвестно, что ответил Ф. А. Кони Никитину на это письмо.