Избранные произведения в двух томах. Том второй

И она запела какой-то романс фальшиво, но громко.

“Что это такое? Зачем я здесь? Что я здесь делаю?” — думал Ослабов и вслушивался в волны, желая что-то угадать в их грохоте, и вглядывался в полет сверкающих крыльями чаек, желая прочитать, что они чертят в воздухе. Синева воздуха и озера и белые пятна на нем крыльев чаек успокаивали его. “Буду работать, — решил он. — Буду упорно, не щадя себя, работать”.

— А где же отделение острозаразных? — спросил он.

— А вот оно! — весело воскликнула Тося и перепрыгнула канавку, у которой они остановились.

Юрты общежития сестер все были сзади. Перед Ослабовым стояли две большие палатки и три отдельные юрты. Кругом была вырыта канавка. Висела прежде колючая проволочка на колышках, но повалилась.

— Тебе нельзя сюда! — сказала Тося Мусе. — Ты не заразушка.

Она схватила Ослабова за руку.

— Пойдемте к Александру Ивановичу, вот ее юрта. Александр Иванович, к вам можно? Новый доктор приехал.

— Войдите.

Ослабов наклонил голову и вошел.

Юрта была чисто прибрана, на стенах висели простыни, в углу образок с лампадкой, на столике зеркало, цветы и книги. На койке лежала маленькая женщина с коротко остриженными белокурыми волосами, загорелая, с острыми энергичными чертами лица и брезгливо сжатым ртом.

— Познакомимтесь, фельдшерица Белкина, — сказала она и протянула Ослабову крепкую руку.

— С вами несчастный случай? — спросил Ослабов.

— Несчастный случай? — фельдшерица громко захохотала. — Вы не знаете наших больных. На днях они разыгрались, которые из выздоравливающих, конечно, и один другому ногу сломал. А у меня — пустяки. Небольшой ушиб. Вы у нас будете работать? Вам отвели помещение? Нет еще? Как раз рядом свободная юрта. Пока новая сестра не приехала, вы можете ее занять. Имейте в виду, если вы сами о себе не позаботитесь, то останетесь на улице. А по ночам еще очень холодно. Не обманывайтесь весенним теплом. Аршалуйс! — закричала она, и в дверях тотчас появился санитар с повязанной головой. Ослабов заметил, что это женщина.

— Аршалуйс! Приготовь юрту для доктора. Поняла?

Аршалуйс, весело кивнув, скрылась.

— Интересный тип, — сказала фельдшерица. — У нее убили мужа курды, и ей самой досталось, — вырезали язык, между прочим. Она немного ненормальна и не может говорить, но работник замечательный, никто так не вынослив, как она.

— Будем работать, — сказал Ослабов, поднимаясь. Ему стало немного легче в этой юрте и хотелось поскорей посмотреть больных. В этих сыпнотифозных, лежавших рядом в палатках, олицетворялась для него сейчас вся идея его подвига. Это то, для чего он сюда приехал. Так скорей же туда, скорей за работу!

Юрты от палаток отделяла небольшая площадка. Ослабов перешел ее, волнуясь. Тося отпахнула перед ним полотно, и он вошел. Тяжелый запах воспаленного дыхания больных ударил ему в лицо. После яркого солнца показалось темно. Брезент нагрелся и не осмировал, а от весенней земли шел еще пар. Было душно. Рядами стояли койки тесно, оставляя очень узкий проход. Санитар дремал у входа.

— Ты опять спишь? — накинулась на него Тося.

— Сестрица, — ломано выговорил он с улыбкой, — ночь не спать, день не спать, да? — Покачал лохматой головой, вытащил из-за пазухи кусок белого хлеба и стал жевать, отмахиваясь от мух, таких больших, что видны были их злые глаза.

Гул и крик, такой же смешанный, как этот душный воздух, стоял в палатке. И чем дальше в глубь длинной палатки, тем более он сгущался. Ближе к выходу лежали выздоравливающие. Их истомленные, темные лица с полузакрытыми глазами и страдальчески сжатыми губами напоминали лица узников после пытки. Иногда головы их поднимались, и тогда видны были узкие шеи в широких воротах, исхудалые пальцы неуверенно и жадно хватали кружку с водой и подносили к темным ртам, и казалось, что это пьянствуют черепа, едва обтянутые кожей. Потом головы опять откидывались на тугие подушки, и тела успокоенно вытягивались. Иные дремали, свернувшись клубками, иные пробовали садиться и опять бессильно падали навзничь. Тося поправила некоторым одеяла и подушки. Кое-кто улыбнулся благодарно. Кто-то злобно выдернул одеяло и сказал: “Не надо”.

Ослабов остановился посреди палатки, все разглядывая и запоминая с какой-то недоумевающей покорностью.

— Термометров сколько у вас? — спросил он Тосю.

— Было три, — быстро ответила Тося, — но один взял вчера Цивес, говорил, что ему нужно будет на позициях.

— Он на позиции едет?

— Да. Ведь наступление.

Ослабову захотелось тоже ехать туда вдаль, — может быть, там лучше осуществятся его мечты о работе, чем здесь. Он задумался. Тося прервала его:

— Вот самый тяжелый больной.

Ослабов подошел.

На койке лежал совсем еще мальчик с детским затылком, уткнувшись в подушку, которая расплющивала ему мягкий деревенский нос.

— Мама! — стонал он. — Мама!

Лицо его горело черным огнем, губы растрескались. Вдруг он откинулся и открыл глаза, широко смотря вдаль.

Тося быстро обежала койку и стала в головах, легко положив ему руки на плечи.

— Бьется очень, — сказала она тихо и спросила больного: — Володя, хочешь пить?