Избранные произведения в одном томе

— Где проходит роковое мероприятие? — спрашивает Тин утром того самого дня. Сегодня воскресенье — единственный день, когда он допускает Джорри до готовки. Обычно ее кулинарные усилия сводятся к открыванию коробочек с едой, взятой навынос, но иногда поварские амбиции берут верх, и тогда бьется посуда, слышится ругань и пахнет горелым. Но сегодня, хвала господу, день бубликов. А кофе идеален, потому что его Тин варил сам.

— В Школе Еноха Тернера, — говорит Джорри. — Где царит благодатная атмосфера, воскрешающая стародавние времена.

— Кто это писал? Диккенс?

— Я, — отвечает Джорри. — Много лет назад. Когда я только что ушла во фриланс. Заказчик хотел архаичный стиль.

Тин припоминает, что Джорри, строго говоря, не совсем «ушла во фриланс»: в рекламном агентстве, где она работала, вспыхнула междоусобная война, и Джорри оказалась на проигравшей стороне, да еще, к несчастью, высказала оппонентам все, что о них думала. Однако у нее оказалась неплохая «подушка безопасности», и Джорри пошла спекулировать недвижимостью. Прибыли от этого занятия ей хватало на туфли от именитых дизайнеров — мечту фут-фетишиста — и поездки в вульгарные зимние отпуска на супердорогие курорты, пока очередной любовник климактерической Джорри не удрал со всеми ее сбережениями. Тогда оказалось, что ее задолженности превышают сумму активов, пришлось продавать в неблагоприятный момент, и горшочек с золотом развеялся как дым. Что же мог сделать Тин, как не принять сестру под свой кров? Его жилье вмещает двоих, но едва-едва: Джорри занимает массу места.

— Надеюсь, этот школьный дом — не апофеоз китча, — говорит Тин.

— Можно подумать, у нас есть выбор.

Покопавшись у себя в гардеробной, Джорри приносит три комплекта одежды на вешалках, чтобы Тин высказал свое мнение. Таково его требование — условие, — когда он куда-то идет вместе с ней.

— Каков будет вердикт? — спрашивает она.

— Ядовито-розовый — точно нет.

— Но это же Шанель! Настоящая!

И брат, и сестра часто посещают магазины винтажной одежды, хотя и самые дорогие. Счастье, что им удалось сохранить хотя бы фигуру: Тин все еще влезает в элегантные костюмы-тройки в стиле тридцатых годов, хранящиеся у него в гардеробе уже несколько десятков лет. У него даже лакированная трость есть.

— Не важно, — говорит он. — Этикетку никто читать не будет, а ты не Джеки Кеннеди. Ядовито-розовый цвет будет чрезмерно привлекать внимание.

Джорри и хочет чрезмерно привлекать внимание — в этом весь смысл! Если там окажется кто-то из жен Гэвина, а тем более — Эта-как-ее-там, они обязательно должны ее сразу же заметить. Но Джорри уступает, потому что знает — иначе Тин с ней не пойдет.

— И леопёрдовая накидка — тоже нет.

— Но они опять вошли в моду!

— Именно поэтому. Они слишком в моде. Не дуй губы, становишься похожа на верблюда.

— Значит, ты голосуешь за серое. Можно я зевну?

— Можешь зевать, но объективную реальность это не изменит. У серого костюма прекрасный покрой. Лаконичный. Может быть, с шарфом?

— Чтобы прикрыть мою жилистую шею?

— Заметь, не я это сказал.

— Я знаю, что всегда могу на тебя положиться, — говорит она. И не иронизирует: Тин спасает ее от самой себя — когда она слушается его советов. Выходя из дома, она может быть уверена, что выглядит презентабельно. Тин выбирает для нее шарф — приглушенный «китайский красный» немного оживит цвет лица.

— Ну что, как я выгляжу? — спрашивает Джорри, вертясь перед ним.

— Потрясающе, — отвечает Тин.

— Я обожаю, когда ты врешь, чтобы меня утешить.

— Я не вру. — Слово «потрясающий» означает «производящий сильное впечатление». Так оно в принципе и есть. После определенного момента даже серый костюм прекрасного покроя не спасает положение.

Наконец они готовы двинуться в путь.

— Надень самое теплое пальто, — говорит Тин. — На улице колотун.

— Что?

— Очень холодно. Минус двадцать, а потом будет еще холоднее. Очки взяла?

Он хочет, чтобы она сама читала программку, а не приставала к нему.

— Да, да. Две пары.

— Носовой платок?

— Не волнуйся, я не собираюсь плакать. Еще чего, из-за этого говнюка!

— Если все-таки будешь, я тебе рукав подставлю, — говорит Тин.

Она вздергивает подбородок, словно вздымает боевой стяг:

— Не понадобится.

Тин настаивает на том, чтобы сесть за руль: ехать пассажиром в машине, которую ведет Джорри, — все равно что играть в русскую рулетку. Иногда Джорри водит нормально, но вот на прошлой неделе, например, переехала енота. Она заявила, что он был уже мертвый, но Тин в этом сомневается. «И ообще, — добавила она, — нечего ему было шляться по улицам, погода паршивая и все такое».

Они осторожно едут по обледенелым улицам в «пежо» 1995 года, за которым Тин тщательно ухаживает. Шины скрипят по снегу. Улицы еще не чистили со вчерашнего дня; хорошо хоть, что вчера была просто метель, а не ледяная буря, как та, что накрыла город под Рождество. Провести три дня в таунхаусе без тепла и света было неприятно, тем более что Джорри видела в этом погодном явлении выпад против себя лично и жаловалась, что с ней нечестно обошлись. Как могла погода так поступить по отношению к ней, Джорри?