Избранные произведения в одном томе

— Ну вообще-то я и вправду вставила Гэвина в Альфляндию. — До сих пор Констанция вроде бы не замечала Джорри, но при этих словах она поворачивает голову и глядит на Джорри в упор. — Чтобы защитить его.

— Это неуместно с вашей стороны! — говорит Рейнольдс. — Мне кажется, вам лучше…

— И я его защитила, — продолжает Констанция. — Он был в бочонке для вина. Он проспал там пятьдесят лет.

— О, я знала! — восклицает Навина. — Я знала, что он там есть! В какой это книге?

Констанция не отвечает. Она по-прежнему обращается к Джорри:

— Но теперь я его выпустила. Так что он может приходить и уходить как ему угодно. Ты ему больше не угроза.

Что это с Констанцией Старр? — дивится Тин. Угроза Гэвину Патнему со стороны Джорри? Но ведь это он ее отверг, причинил ей боль. Может, в этом стакане не вода, а водка?

— Что? — переспрашивает Джорри. — Это вы мне?

Она сжимает руку Тина, но не для того, чтобы удержаться от смеха. Вид у нее испуганный.

— Гэвин ни в какой не в дурацкой книге! Гэвин умер! — Рейнольдс начинает плакать. Навина делает шажок к ней, но затем отступает.

— Он был под угрозой, потому что ты желала ему зла, Марджори, — говорит Констанция ровным голосом. — Желала зла и гневалась на него. Это очень мощное колдовство, знаешь ли. Пока его дух все еще обитал во плоти по сю сторону, он был в опасности.

Она прекрасно знает, кто такая Джорри; сразу поняла, должно быть, несмотря на блестки и бронзовую пудру.

— Конечно, я злилась — из-за того, как он со мной обошелся! Он меня вышвырнул, выставил, как, как старую…

— Ох, — произносит Констанция. Воцаряется пауза, словно застывшая во времени.

— Я этого не знала, — наконец произносит она. — Я думала, все было наоборот. Я думала, что это ты сделала ему больно.

«Похоже, они столкнулись лоб в лоб, — думает Тин. — Как материя и антиматерия? И сейчас взорвутся?»

— Что, это он так сказал? — спрашивает Джорри. — Черт, а чего другого от него было ждать? Конечно, он все свалил на меня!

— О господи, — вполголоса произносит Навина. — Вы — Смуглая леди! Смуглая леди сонетов! Можно я с вами потом поговорю?

— Это поминки! — кричит Рейнольдс. — А не конференция, блин! Гэвин был бы ужасно недоволен!

Но, похоже, никто из трех женщин ее не слышит. Она сморкается, пронзает их яростным взглядом красных глаз и удаляется в сторону бара.

Констанция В. Старр сует остатки сэндвича в стакан; Джорри смотрит на нее так, словно она смешивает колдовское зелье.

— В таком случае я, как порядочный человек, обязана тебя освободить, — наконец произносит Констанция. — Я действовала под влиянием заблуждения.

— Что? — Джорри почти кричит. — Освободить от чего? О чем ты говоришь?

— Из каменного улья. Где ты так долго была в заточении и где тебя жалили индиговые пчелы. В наказание. И чтобы помешать тебе причинить вред Гэвину.

— Так это она — Алая Колдунья из Руптуса! — восклицает Навина. — Какая круть! А вы можете мне сказать…

Констанция ее по-прежнему игнорирует.

— Прости меня за пчел, — говорит она, обращаясь к Джорри. — Это, наверное, было очень больно.

Тин сжимает локоть Джорри и пытается утянуть ее прочь. Чего доброго, она устроит истерику и начнет пинать старуху-писательницу по лодыжкам или просто поднимет крик. Нужно ее отсюда извлечь. Они поедут домой, он нальет себе и ей выпить покрепче и успокоит ее, а потом они смогут посмеяться над всей этой историей.

Но Джорри не двигается, только отпускает руку Тина.

— Да, это было очень больно, — шепчет она. — Так больно. Все было так больно, всю мою жизнь.

Неужели она плачет? Да: настоящие слезы, металлизированные, сверкающие золотом и бронзой.

— Мне тоже было очень больно, — говорит Констанция.

— Я знаю, — говорит Джорри. Они смотрят друг другу в глаза, словно сплавленные воедино в некоем непостижимом слиянии разумов.

— Мы живем одновременно там и здесь, — говорит Констанция. — В Альфляндии нет никакого прошлого. Там нет времени. Но здесь, где мы сейчас, время есть. И у нас еще осталось немного.

— Да, — говорит Джорри. — Время пришло. И я тоже прошу у тебя прощения. И отпускаю тебя.

Она делает шаг вперед. Что это, думает Тин — объятие или схватка? Это какой-то кризис? Как помочь? Что за странное, безумное женское действо происходит у него на глазах?

Он чувствует себя идиотом. Неужели он все эти годы не понимал про Джорри чего-то главного? У нее есть иные слои, иное могущество? Иные измерения, о которых он никогда не подозревал?

Констанция отступает.

— Иди с миром, — говорит она, обращаясь к Джорри. Теперь на белом пергаменте ее лица блестят золотые чешуйки.

Юная Навина сама не верит своему счастью. Она стоит с полуоткрытым ртом, покусывая кончики пальцев, затаив дыхание. Она обволакивает нас янтарем, думает Тин. Чтобы сохранить навеки. В янтарных бусах, в янтарных словах. Прямо в нашем присутствии.

Lusus Naturae [541]