Избранные произведения в одном томе

Два раза у нее вышли сложности из-за завещания со взрослыми детьми мужей. Верна любезно говорила, что понимает их чувства. А затем откупалась от них, давала им даже больше, чем следовало бы, если учесть, сколько она приложила усилий. У нее сохранилось пресвитерианское понятие о справедливости: она не требует лишнего, но на меньшее, чем ей положено, тоже не согласна. Все счета должны быть оплачены.

Боб склоняется к ней, просовывая руку вдоль спинки ее стула. А муж тоже здесь, вместе с ней, в круизе? Шепчет ей прямо в ухо, обдает дыханием. Нет, она недавно овдовела — тут она опускает взгляд на стол, надеясь, что это выглядит как приглушенная скорбь — и в круиз поехала, чтобы залечить рану. Боб выражает сочувствие: какое совпадение, его жена тоже скончалась, всего полгода назад. Это был удар. Они так предвкушали золотые годы вдвоем. Они познакомились еще в университете, это была любовь с первого взгляда. Верит ли Верна в любовь с первого взгляда? Да, говорит Верна.

Боб продолжает изливать душу: они дождались, пока он получил диплом юриста, поженились, родили троих детей, и сейчас у них пять внуков, он так гордится ими. «Если он начнет показывать мне фотографии младенцев, я его ударю», — думает Верна.

— Остается пустота, правда? — говорит Боб. — Ощущение потери.

Верна соглашается.

Боб говорит, что хочет заказать бутылку вина — не желает ли Верна составить ему компанию?

Ах ты сволочь, думает Верна. Значит, ты жил дальше припеваючи, обзавелся детишками, как будто ничего не случилось. А я… Ее мутит.

— Буду рада, — говорит она. — Но давайте подождем, пока мы окажемся на корабле. Так будет гораздо удобнее, легче расслабиться.

Она снова взглядывает на него и опускает веки.

— А теперь меня ждет «сон красоты».

— О, вы в этом совершенно не нуждаетесь, — галантно говорит Боб. И, сволочь такая, вежливо отодвигает ей стул. Полсотни лет назад он такой галантности не проявил. Их встреча была мерзка, груба и коротка, как выразился бы ее третий муж, цитируя слова Гоббса о человеческой жизни[555]. Нынче девушки знают, что в таких случаях нужно идти в полицию. Нынче Боб мог бы врать сколько угодно — все равно его посадили бы, она была несовершеннолетняя. Но тогда не было даже слов, чтобы описать происшедшее: изнасилование — это когда на тебя из кустов выскакивает маньяк, а не когда мальчик, только что танцевавший с тобой на школьном балу, отвозит тебя в чахлый лесок недалеко от шахтерского городишки, приказывает тебе выпить, и ты послушно пьешь, а потом он разнимает тебя на части, сдирая слой за слоем. Мало того, скоро подъехал на собственной машине Кен, лучший друг Боба, — пособить приятелю. Они гоготали. И оставили себе ее пояс от чулок — на память.

А потом Боб выпихнул ее из машины на полпути к городу — он разозлился, потому что она плакала. «Заткнись, или пойдешь домой пешком», — сказал он. У Верны возникает в голове картина: вот она ковыляет по обледенелой обочине в специально крашенных под цвет платья льдисто-голубых туфлях на каблуках на босу ногу; у нее болит все тело, ее тошнит, ее бьет дрожь, и еще — унизительное воспоминание — она икает. У нее в голове неотступно крутилась только одна мысль — о ее нейлоновых чулках. Куда они делись? Она купила их на свои заработки продавщицы. Наверное, она была в шоке.

Верно ли она помнит? Действительно ли Боб надел на голову ее пояс для чулок и плясал среди сугробов, и подвязки болтались, как бубенцы на шутовском колпаке?

Пояс для чулок, мысленно повторяет она. Практически палеозой. И все прочие окаменелости, ушедшие вместе с ним. Сегодня девушки принимают таблетки или делают аборт, глазом не моргнув. Она, Верна, сама динозавр, если эта память ее еще ранит.

За ней вернулся Кен, а не Боб. Буркнул: «Залезай», и отвез ее домой. Вид у него был смущенный — хоть на это хватило совести. Он пробормотал: «Не рассказывай никому». Верна никому не рассказала, но это ей мало помогло.

Почему только она пострадала из-за той ночи? Да, она сделала глупость, но ведь Боб совершил преступление. И остался безнаказанным, даже совесть его не мучила, а у нее вся жизнь пошла под откос. Тогдашняя Верна умерла, и на ее месте образовалась другая: перекрученная, изуродованная, с ампутированными чувствами. Это Боб научил ее тому, что выигрывают сильные, а слабых следует безжалостно использовать. Это Боб сделал ее — почему бы не назвать вещи своими словами? — убийцей.

Наутро, пока они летят чартерным рейсом к кораблю, ожидающему на просторах моря Бофорта, Верна обдумывает планы. Можно выводить Боба, как рыбу на спиннинг, и в решающий момент оставить с носом и со спущенными штанами. Это принесет удовлетворение, но не слишком большое. Можно избегать его в течение оставшейся поездки и оставить задачу в том же состоянии, в котором она была все эти пятьдесят лет: нерешенной. А можно его убить. Она рассматривает третий вариант с хладнокровием теоретика.