Тут появляется Боб, словно по знаку суфлера. Он медленно и тяжело ковыляет к ней по склону, как зомби. Он снял верхнюю куртку и засунул под лямки рюкзака. Он запыхался. Верну охватывает раскаяние: он стар, ему осталось всего ничего, его уже одолевает старческая немощь. Может, не стоит поминать былое? Все мальчики шалят. Они в этом возрасте всего лишь марионетки, управляемые гормонами, правда ведь? Разве можно судить человека по тому, что он сделал в другой жизни, так давно, словно прошли уже века?
Прилетает ворон, кружит у нее над головой. А вдруг он расскажет? Или он ждет? Верна смотрит на себя глазами ворона, видит старуху — потому что, будем глядеть правде в глаза, она старуха — которая собирается убить старика из-за обиды, уже рассеявшейся в дали давно ушедшего времени. Это мелко. Это злобно. Это нормально. Это жизнь.
— Отличный денек, — говорит Боб. — Приятно поразмять ноги.
— Да, в самом деле, — Верна перемещается на дальний склон второй гряды. — А может, там дальше еще что-нибудь получше. Но ведь нам, кажется, велели не заходить так далеко? Не скрываться из виду?
Боб издает смешок, говорящий, что правила — для быдла.
— Мы им деньги платим, — произносит он. И идет вперед, возглавляя шествие, не вверх по третьей гряде, а в обход вокруг нее. Он как раз и хочет скрыться из виду.
Сотрудник круиза с ружьем, стоящий на верху второй гряды, кричит на кого-то из пассажиров, которые убрели влево. На Верну и Боба он не смотрит. Еще несколько шагов, Верна оборачивается: она никого не видит, а это значит, что и ее никому не видно. Они хлюпают по грязи, пересекая топкое место. Верна вытаскивает из кармана тонкие перчатки, надевает. Вот они уже на дальней стороне третьей гряды, у основания, где уклон небольшой.
— Иди сюда, — говорит Боб, хлопая по камню. Рюкзак лежит рядом. — Я кое-что захватил, выпьем.
Вокруг него — рваный тюль черного лишайника.
— Замечательно, — Верна присаживается рядом, открывает рюкзак. — Смотри, я нашла прекрасный образец.
Она поворачивается, кладет строматолит между собой и Бобом, держа его обеими руками. Набирает воздуху в грудь.
— Мы, кажется, и раньше были знакомы. Я — Верна Причард. Из школы.
Боб даже бровью не ведет:
— То-то мне казалось, что я тебя уже где-то видел.
Он ухмыляется. В самом деле ухмыляется.
Она помнит эту ухмылку. Она живо вспоминает, как Боб торжествующе скакал в снегу, хихикая на манер десятилетки. И себя — смятую, отброшенную.
Она знает, что широко размахиваться нельзя. И, с силой подняв строматолит, коротким и резким движением бьет Боба под челюсть. Слышится хруст, это единственный звук в тишине. Голова откидывается назад. Вот Боб уже лежит, распростершись на камне. Верна держит строматолит у него надо лбом, отпускает. Еще раз. И еще. Вот. Кажется, готово.
Боб выглядит ужасно нелепо — глаза открыты, лоб проломлен, кровь течет по лицу в обе стороны. «Ну и убожество», — говорит она. Он смешон, и она смеется. Как она и подозревала, вместо передних зубов у него имплантаты.
Она ждет с минуту, чтобы перевести дух. Забирает строматолит — осторожно, чтобы кровь не попала ни на нее, ни даже на перчатки, и бросает его в лужу болотной воды. Бейсболка Боба свалилась на землю; Верна берет ее и засовывает к себе в рюкзак вместе с его курткой. Она вытряхивает его рюкзак: там только фотоаппарат, пара шерстяных варежек, шарф и шесть мини-бутылочек виски. Какая чудовищно жалкая самоуверенность. Она скатывает рюкзак, засовывает в свой, сует туда же фотоаппарат — потом бросит в море. Вытирает строматолит шарфом, старательно, чтобы не осталось крови, и тоже сует в рюкзак. Боба она оставляет воронам, леммингам и прочим представителям пищевой цепочки.
Затем она огибает третью гряду и выходит к людям, поправляя куртку. Если кто ее и видел, решит, что она отбежала пописать. При визитах на берег люди все время так делают. Но ее никто не видит.
Она отыскивает молодого геолога — он все еще на второй гряде, среди поклонниц — и показывает ему строматолит.
— Можно я возьму его на корабль? — невинно спрашивает она. — Для стола с образцами?
— Какой фантастический экземпляр! — восклицает он.
Путешественники уже возвращаются к берегу, к «зодиакам». Добравшись до мешков со спасжилетами, Верна делает вид, что завязывает шнурок, выбирает момент, когда никто не смотрит, и запихивает лишний жилет к себе в рюкзак. Рюкзак теперь набит намного плотней, чем когда она сходила на берег, но вряд ли кто-нибудь заметит.
Поднявшись на борт корабля, она возится с рюкзаком, пока все остальные не проходят дальше, и переворачивает табличку Боба с красной на зеленую. И свою собственную тоже, конечно.