— Я же мертв, Кейс. Что же я — полный кретин и ничего не понимаю? Сидя в твоей «Хосаке», я имел время подумать.
— Ну и как ты себя чувствуешь?
— Да никак.
— Тебя что-нибудь беспокоит?
— Меня беспокоит, что меня ничто не беспокоит.
— Как это?
— В Сибири, в русском лагере, один мой дружок отморозил себе палец. Ну и конечно, ампутация. Как-то через месяц я замечаю, что он всю ночь ворочается. «Элрой, — говорю я, — что это ты никак не угомонишься?» — «Палец, — говорит, — чешется». — «Почеши, — говорю я ему, — и спи». — «Маккой, — говорит он, — этот — не почешешь».
По позвоночнику Кейса пробежала волна леденящего холода, и он не сразу понял, что это такое. Конструкт смеялся.
— Слушай, ты можешь оказать мне небольшую услугу?
— Услугу, Дикси?
— Этот вот ваш шахер-махер, когда вы его закончите — сотри меня на хрен.
Сионитов Кейс не понимал.
Как-то раз Аэрол сам, безо всякой подначки, рассказал ему о ребенке, который выскочил из его лба и убежал в заросли гидропонной ганжи.
— Маленький такой, совсем ребенок, ну вот как твой палец, не больше. — Он потер ладонью свой широкий загорелый (без малейшей, конечно же, царапинки) лоб.
— Это ганжа, — пожала плечами Молли, когда Кейс пересказал ей эту историю. — Сиониты не проводят особого различия между действительностью и галлюцинацией. То, что рассказал тебе Аэрол, действительно с ним случилось. Это не лапша на уши, а уж скорее поэзия. Сечешь?
Кейс кивнул, но остался при своих сомнениях. При разговоре сиониты непременно дотрагивались до собеседника, чаще всего — брали его за плечо. Кейсу это не нравилось.
Часом спустя Кейс готовился к очередной тренировке.
— Эй, Аэрол! Иди-ка сюда. Вот, попробуй! — крикнул он, протягивая сиониту троды.
Аэрол плавно, словно в замедленном кино, развернулся. Босые ноги ударились о стальную переборку, а свободная рука ухватилась за перекладину; другая рука держала пластиковый мешок с синезелеными водорослями. Он застенчиво поморгал и улыбнулся.
— Попробуй, — повторил Кейс.
Аэрол взял ленту, надел ее на голову и закрыл глаза. Кейс нажал кнопку питания. По худощавому телу сионита пробежала судорожная дрожь. Кейс торопливо выключил деку:
— Ну и что ты видел?
— Вавилон, — печально сказал Аэрол, возвращая троды, а затем оттолкнулся ногами и улетел.
Ривьера неподвижно сидел на темперлоновой подушке. Чуть выше локтя его руку плотно обвивала изящная — не толще пальца — змейка с горящими, как рубин, глазами. Кейс потрясенно смотрел, как украшенное ярким черно-алым узором тельце стягивается все туже и туже.
— Ну, давай, — ласково сказал Ривьера бледно-желтому, как воск, скорпиону, сидевшему на его раскрытой ладони. — Давай.
Скорпион шевельнул коричневыми клешнями и, быстро перебирая ножками, побежал вверх по руке вдоль темноватых вен. Достигнув локтевой ямки, он остановился и еле заметно задрожал. Ривьера издал негромкий звук, что-то вроде шипения. Жало поднялось, поколебалось, словно в нерешительности, и вонзилось в набухшую вену. Коралловая змейка ослабила хватку, и Ривьера медленно вздохнул. Кайф пошел.
Змейка и скорпион исчезли, и в его левой руке оказался молочно-белый пластиковый шприц.
— Если Господь Бог и создал что-нибудь лучшее, Он приберег это для себя.[13]
Знаешь такую поговорку?— Да, — кивнул Кейс, — слышал, и по самым разным поводам. Ты всегда устраиваешь такой спектакль?
Ривьера снял с руки стягивавший ее жгут.
— Да. Так смешнее. — Он улыбнулся, глаза его почти не замечали окружающего, на щеках вспыхнул румянец. — У меня над веной мембрана, чтобы не нужно было беспокоиться о состоянии иглы.
— И не больно?
— Конечно больно, — блеснул глазами Ривьера. — Необходимый элемент.
— Я бы пользовался дермами, — сказал Кейс.
— Дилетант! — засмеялся Ривьера, надевая белую рубашку с короткими рукавами.
— Приятно, наверное, — заметил Кейс и встал.
— А сам-то ты как? Куришь, ширяешься?
— Пришлось, к сожалению, бросить.
— Фрисайд. — Армитидж тронул пульт маленького проектора «Браун»; почти трехметровая голограмма вздрогнула и приобрела резкие очертания. — Здесь находятся казино. — Он ткнул пальцем прямо в какую-то точку объемного изображения. — Здесь расположены отели, здесь — частные владения, а вот здесь — магазины. — Рука двигалась все дальше. — Голубым отмечены озера. — Армитидж подошел к одному из концов модели. — Сигара большая, сужается к концам.
— Это мы и сами видим, — заметила Молли.
— Сужение создает горный эффект — земля уходит вверх, все круче и круче, но подниматься там легко. Чем выше поднимаешься, тем ниже тяготение. Здесь проводят спортивные соревнования. А вон там — велодром. — Он указал точку на модели.
— Что? — поразился Кейс.
— Они гоняют на велосипедах, — ответила Молли. — Низкая гравитация и шины с высоким сцеплением — скорость получается за сто километров в час.
— Этот конец нас не касается, — со своей обычной серьезностью заметил Армитидж.
— Блин, — возмутилась Молли, — а я обожаю велики.
Ривьера хихикнул.
Армитидж перешел к противоположному краю проекции:
— Нас интересует другой конец.