Избранные произведения в одном томе

— Поистине так. Тогда почему бы сразу не броситься головой в омут непочтительности и не провозгласить, что целые числа не есть основа всего сущего? Почему бы не сказать, что апейрон — единственный фундамент и центр этого мира?

— Придет ли Эвритоя сегодня на урок?

Захваченный врасплох резкой сменой темы, Архит скорчил гримасу, словно подавился оливковой косточкой. Тон его стал резче и заметно прохладнее.

— Моя мать, да хранят ее боги, действительно одержима необычной жаждой знаний. Слушая жалобы моего отца Глокуса, другие женщины смотрят косо на неподобающий жене и матери философский пыл. Они недоумевают: неужто для полного счастья ей не хватает простых домашних забот? Я пресекаю подобные разговоры, отстаивая ваши добродетели гражданина и мудреца. — Архит сверлил учителя взглядом. — Надеюсь, моя вера не будет посрамлена.

Пифагор почувствовал легкий стыд, однако скрыл его под маской высокомерия.

— Конечно, конечно. Но ты так и не ответил на мой вопрос.

Архит поспешил добавить:

— Да-да, моя мать собиралась посетить вас сегодня к вечеру.

Исчерпав, таким образом, вопрос, мужчины продолжили ученый диалог, однако не о революционных построениях Архита, а о вчерашнем рассуждении Пифагора. Когда солнце поднялось достаточно высоко, к ним присоединились юноши из Тарентума. И вот уже Пифагор оказался в центре звездообразного многоугольника, состоящего из пытливых юных умов. Темой сегодняшнего обсуждения стало выдающееся геометрическое доказательство великой теоремы Пифагора о том, что в прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен сумме квадратов его сторон. Чтобы проиллюстрировать свои выводы, Пифагор начертил на песке схему: то были его «вращающиеся квадраты», изображающие квадрат меньшей площади, вписанный в квадрат большей.

Хотя вера Пифагора в собственную оригинальную концепцию была разбита вдребезги, ему все еще нравилось разыгрывать кукольный театр вокруг былых идей. Пифагор учил с мастерством и изяществом, которые приходят после долгой практики, он умел создать из сухих математических гармоний и геометрических трелей мелодию, достойную лиры превосходного музыканта.

Когда солнце поднялось высоко над головами, бурчание в животах подсказало ученикам, что пора сделать перерыв, и живой многоугольник распался на части. Ища защиты от солнца в тени пещеры, горожане доставали еду, наперебой предлагая учителю отведать лакомые кусочки феты и лепешек. Пифагор со всегдашним добродушием принимал дары, стараясь никого не обидеть. Тыквенные сосуды с прохладной водой из источника в пещере дополняли простую трапезу.

— Царь Глокус говорил о вас прошлым вечером на форуме, учитель, — сказал мускулистый, похожий на волка Алсибед. В отличие от прочих учеников молодой человек носил на поясе короткий меч. — Он уверял сенаторов и тупоголовых жрецов Аполлона, что вы колдун. Тот двадцатигранный шар, что вы дали Эвритое, Глокус считает магическим амулетом. Царь клянется, что стоит козам взглянуть на него, и они сразу же начинают давать кислое молоко.

— Мой отец обеспокоен, — промолвил Архит. — Он боится, что люди устали от его правления. Согласие, что царит в нашей маленькой компании, тревожит царя. Он боится, что ты готовишь мятеж, Пифагор. Уж если тебе удалось заполучить в качестве своих учеников его жену и сына, неужели все прочие не последуют за тобой?

— Постель тирана — не место для спокойных снов, — пробормотал Алсибед, уставившись на свой меч.

— А простые граждане? — спросил Пифагор. — Что говорят обо мне они?

— Крестьяне довольны, что границы их наделов четко определены, — ответил Мено. — Да и содержатели постоялых дворов рады, что столько твоих учеников обосновались в Тарентуме.

— Знание Пифагором небесных законов помогает даже жрецам в их календарных вычислениях, — вторил ему Даскил. — Разве не наш учитель открыл, что вечерняя и утренняя Звезда — суть одно и то же небесное тело?

— Пусть так, все равно Глокус способен настроить против меня чернь, — заметил Пифагор. — Иногда я опасаюсь за свою жизнь.

— Возможно, Глокус тоже опасается за свою жизнь, — промолвил Алсибед. — Кто знает, что принесет будущее? Вряд ли вы оба намереваетесь жить вечно, о учитель. Что будет, когда вы умрете? Вы должны подготовить нас. Почему вы не хотите приподнять полог секретности над своим великим учением? Мы горим желанием нести знание людям. Никто не вечен, и когда вы отправитесь в Элизиум, нашим жребием станет насаждать повсюду ваше благородное учение. Не лучше ли приступить прямо сейчас?

Второй раз за сегодняшний день Пифагор ощутил угрызения совести. И все-таки философ не хотел отдавать даром то, что мог продать.

— Я подумаю над твоим предложением, Алсибед, — медленно промолвил он. — А теперь, дети мои, вернемся к занятиям. Если когда-нибудь вам и предстоит возделывать это поле, вы должны быть готовы.

После нескольких часов живой дискуссии Пифагор внезапно объявил об окончании занятий.

— Силы мои убывают. Завтра мы продолжим изыскания вокруг моей великой теоремы.