Избранные произведения в одном томе

Поздравляю вас всех! Привет нашим, которые гикнулись еще раньше. Передайте, что все еще тяжело. Передайте тем, кто рассчитывал, что детям будет легче, — НЕТ… Пока нет…

Насчет надежд. Пока тоже нет. Года через три может появиться надежда на улучшение. Лет через пять. Года через три на лет через пять. Так что тем, кто не дожил: «Ребята, вы не промахнулись! Так держать!»

Для тех, кто дожил, мои поздравления гораздо скромнее. Если чего достали к Новому году, не торопитесь. Сытость наступает быстрее, когда откусываешь маленькими кусочками. На штаны можно нашить старые кожаные заплаты и носить очень осторожно. Когда садишься — спускаешь, чтобы не износились. Чтоб не изнашивались ботинки, ступню ставьте плоско, не шаркайте. Не мешает вспомнить древнее искусство плетения лаптей, кстати, и красиво, и удобно. Шапку лучше не носить. Капот на веревках. Пропускайте через спину и завязывайте между ногами. В помещении не отвязывайте, чтоб не сорвали.

В лифт с незнакомыми мужчинами не садитесь, даже если вы — мужчина. Только с женщинами. Которым садиться с мужчинами не рекомендуется. Не из-за опасности изнасилования — с пропаданием продуктов исчезнет этот вид преступлений. Из-за отъема сумок привязывайте их к рукам.

Свечами надо запастись уже. Они и светят, и греют, и на них можно жарить рубленые солдатские пояса. Тело хорошо обматывать старыми газетами и мягкими журналами. Тепло от тела тогда уходит медленно. Одновременно вынимаешь и читаешь, если нет сил встать.

Ходить быстрее уже не надо. Блокадники научат, как лучше располагаться против ветра и где в квартире теплее, когда холодно.

Конвертируемости рубля, рынка и изобилия ждать лучше лежа, укрывшись, вдали от окна, грея руки на кружке с кипятком.

Когда окончательно решат дать землю, нас окончательно не будет. Но ничего.

Новые годы теперь идут быстро. Скоро мы присоединимся ко всем, кто бился за лучшее будущее от древних веков до наших дней.

Так что с Новым, возможно, годом! С Новым, возможно, счастьем! Возможно, Ваш.

Рискуют все!

Обожаю наших собратьев по прессе.

Все время приставать к собственному народу и говорить ему: «Вот еще одна реформа, и ты восстанешь».

Потратив столько сил и слов на подготовку бунта, грех его не провести.

Осталось назначить число и для начала повесить афиши.

Свобода, конечно, дороже жизни, но и жизнь чего-то стоит.

Жаль будет, если не удастся воспользоваться свободой из-за нехватки жизни.

А укорачиванием жизни занимаются все.

Дикторы каждый день заботливо спрашивают: «Ну как? Не пора ли?»

Что у нас дальше будет, не знают они.

Как и мы.

Как и руководимое ими правительство.

Никто не знает, что с нами будет.

Это и есть самое интересное.

На этом и можно поймать наслаждение и импровизацию истинного авантюриста.

Рискуем, господа!

Рискуют все!

Ваши карты, господа министры.

Ваши карты, господа иностранцы.

Рискуют все.

По науке в этой стране упорно не выходит, только по наитию.

Ну что ж, значит, опять ничего не получилось!

Значит, больной опять умер.

Приглашаем следующую команду.

Рискуют все.

Жаждой эксперимента и импровизации заразилось все население. Даешь повальную приватизацию.

— А когда же будет восстание? — заботливо спрашивают у народа дикторы ЦТ.

— Сейчас, погоди, — говорит народ, — пока тут еще интересно.

— Так что, восстания вообще, что ли, не будет?

— Да будет, будет. Погоди ты.

— И вы что, будете теперь за богатых? — неожиданно спрашивает радио «Свобода» из Мюнхена.

— Не будем, не будем. Дай им только появиться.

— А вон они, вон они, — показывает радио.

— Мало их пока еще. Дай им разрастись.

— Так ежели они разрастутся, кто ж их бить будет? — снова спрашивает радио.

А народ уже заразился импровизацией.

— На меня давай, на меня. И либерализм, и приватизацию, и трепанацию, и цивилизацию, и интеллигенцию. На меня давай, на меня.

Рискуют все!

Все, кого уважали, кого любили, стали начальниками.

Кричать: «Что они, мерзавцы, делают!» — стыдно. «Что мы, мерзавцы, делаем!» — неточно.

Что с народом?

Рискуют все, господа!

Ох черт, народ начинает понимать, что при попадании наверх они что-то такое видят, чего не видели раньше.

— Ну что там? — кричит снизу народ.

— Да подожди ты!

— Да спина-то устает, за сапогами небось стоите? Ну чего там, ну не изобилие? Хоть чего-то видать?

— Да погоди тут… Сейчас… Тут вообще, кажись, с приватизацией… Этот, что на приватизации настаивал, попав на самый верх, вдруг стал настаивать на централизации.

— Да тут такое… Ну так что? Даем либерализацию с приватизацией.

— Даем, даем… Тут… Может, сначала…

— Эй!

— Чего тебе?

— Дак тяжело.

— Знаем. — И тишина.

— Эй! Чего затихли?

— Чего?.. Эх… Тут эти… вооруженные силы… Тьфу ты… сейчас… — И тишина.

— Дак тяжело.

— Да ты там не шевелись. Ты там… Вообще стоять не на чем. Сейчас вообще как поменяемся местами. У тебя другое правительство есть?

— Нету.

— И стой, не шевелись.

Рискуют все!

Через дыру в заборе чужеземцы видят сплошное мелькание — то правительство прильнет к дыре, то народ.

— Дайте чего-нибудь.

— А вы там обозначьтесь отчетливее. Отчетливее. Кому давать-то?

— От.

Опять мельтешение. Правительство прильнуло.

— Дадите вы там или нет?