Он едва не убедил их. Едва. Восхитительное новое интригующее переживание; неожиданно раскрылись бы прозрачные для ультрафиолета окошки, но вели бы они не к плоти, а в душу… Однако в душах гостей Марии таились адюльтеры… клятвопреступления… измены… сам черт ногу в них сломит. Внезапный приступ стыда объял их.
— Нет! — вскрикнула Мария.
Гости вскочили и закричали, поддержав ее:
— Нет! Нет! Нет!
Пауэлл хранил обаяние даже перед лицом провала.
— Извините, леди и джентльмены. Мне действительно не в чем вас винить. Лишь дураки доверяют полиции. — Он вздохнул. — Один из моих помощников зарегистрирует устные показания тех, кто пожелает дать показания. Мистер ¼мэйн окажет юридическую помощь тем, кто будет нуждаться в ней.
Он грустно покосился на ¼мэйна.
— Ой, все, — сказал Пауэлл. Он подмигнул Рейху и вразвалочку побрел прочь.
Криминалисты закончили возиться в орхидейном номере для новобрачных. Де Сантис, резкий, взвинченный, обескураженный, вручил Пауэллу отчеты и прокомментировал изможденно:
— Ну и дельце!
Пауэлл опустил глаза на труп д’Куртнэ.
— Самоубийство? — ехидно бросил он. Он всегда язвил де Сантису, который только в такой манере и умел общаться.
— Ха! Ни единого шанса. Оружия нет.
— А что его убило?
— Не знаем.
— Все еще не знаете? У вас три часа было!
— Не знаем, — разъяренно огрызнулся де Сантис. — Потому и говорю: ну и дельце!
— Да блин, у него ж такая дырища в башке, что через нее ракета пролетит.
— Да, да, да, конечно. Входное отверстие над язычком. Выходное ниже брегмы. Смерть наступила мгновенно. Но что же проделало такую рану? Как ему разворотили череп? Вперед. Выдвигайте свои предположения.
— Высокоэнергетический луч?
— Ожога не осталось.
— Кристаллизатор?
— Обморожения нет.
— Жидкая нитровзрывчатка?
— Нет следов аммиака.
— Кислота?
— Слишком обширные повреждения. Кислотные брызги в принципе способны прожечь такую рану, но затылок не продырявят.
— Колющее оружие?
— Вроде ножа или кортика?
— Вроде того.
— Невозможно. Вы себе хоть представляете, с каким усилием нужно было ударить?.. Нереально.
— Гм… Не могу больше никаких видов проникающего оружия припомнить. Хотя стоп. Как насчет огнестрела?
— То есть?
— Древний вид оружия. Стреляет патронами с начинкой из взрывчатого вещества. Вонючая и шумная штука.
— Нет, это не прокатит.
— Почему?
— Почему?! — передразнил де Сантис. — Потому что пуля не найдена. В ране ее нет. В комнате нет. Нигде нет.
— Чертовщина какая…
— Согласен.
— Вы хоть к чему-нибудь пришли? Что-нибудь обнаружили?
— Да. Незадолго до смерти он ел сладости. Во рту найден фрагмент желатиновой оболочки… самой обычной.
— И?
— В номере нет сладостей.
— Наверное, он их все и съел.
— В желудке нет сладостей. В любом случае он бы не мог их проглотить.
— Почему это?
— У него был психогенный рак. Тяжелая форма. Он говорить не мог, не то что сласти жевать.
— Чертовщина. Дьявольщина. Нужно найти оружие… чем бы оно ни было.
Пауэлл перелистал стопку отчетов с места преступления, поглядел на коченеющее тело, насвистывая искаженный мотивчик. Ему вспомнилась прослушанная некогда аудиокнига об эспере, который умел считывать мысли трупа… идея сродни старой байке о том, как фото убийцы получили с сетчатки глаза мертвеца. Хотелось бы ему такое уметь.
— Ну ладно, — вздохнул он наконец. — С мотивом преступления мы покамест облажались, с методом тоже. Остается надеяться, что обстоятельства прояснятся, иначе нам Рейха никак не прищучить.
— Рейха? Бена Рейха? А он тут при чем?
— Да меня больше Гас Тэйт волнует, — пробормотал Пауэлл. — Если он в этом замешан… А? Рейх? О, де Сантис, он и есть убийца. Я заговорил зубы Джо ¼мэйну внизу, в кабинете Марии Бомон, разыграл сцену, и Рейх подставился. На всякий случай прощупал его. Конечно, это не для протокола, но я выяснил достаточно, чтобы увериться: Рейх наш клиент.
— Господи Иисусе! — ужаснулся де Сантис.
— Но до обвинительного приговора еще далеко. Путь к Разрушению долог, брат мой. Долог, долог.
Пауэлл в задумчивости, покинув общество старшего криминалиста, побродил по прихожей и стал спускаться в картинную галерею, где устроили временный штаб полиции.
— Вдобавок, — пробормотал он, — мне нравится этот парень.