У Кравцова еще звучал в ушах высокий голос Марины. «О тебе пишут в газетах…» Интересно, что там понаписали? «Я очень тревожусь…» Я и сам тревожусь. Приближается что-то непонятное, грозное…
В каюте Уилла горел свет. Кравцов постучал в приоткрытую дверь и услышал ворчливый голос:
— Войдите.
Уилл в расстегнутой белой рубашке и шортах сидел за столом над своими графиками. Он указал на кресло, придвинул к Кравцову сигареты.
— Как телекамера? — спросил он.
— Скоро, Уилл, я разговаривал с Москвой.
— Жена?
— Жена. Оказывается, о нас пишут в газетах.
Шотландец презрительно хмыкнул.
— А у вас, Уилл, есть семья? Вы никогда не говорили.
— У меня есть сын, — не сразу ответил Уилл.
Кравцов взял со стола фигурку, вылепленную из зеленого пластилина. Это был олень с большими ветвистыми рогами.
— Я был с вами невежлив, — сказал Кравцов, вертя оленя в руках. — Помните, я накричал на вас…
Уилл сделал рукой короткий жест.
— Хотите, расскажу вам кое-что? — Он повернул к Кравцову утомленное лицо, провел ладонью по седоватому ежику волос. — В Шотландии, в горах, есть ущелье, оно называется Педди Блэк. В этом ущелье самое вежливое эхо в мире. Если там крикнуть: «Как поживаете, Педди Блэк?» — то эхо немедленно отзовется: «Очень хорошо, благодарю вас, сэр».
— К чему вы это?
— Просто так. Вспомнилось. — Уилл повернул голову к открытой двери. — В чем дело? Почему все стихло у вышки?
Бригада Паркинсона толпилась на краю мостков буровой.
— Почему не режете, Джим? — осведомился Уилл.
— Посмотрите сами.
Обсадная колонна была неподвижна.
— Вот так штука! — изумился Кравцов. — Неужели кончился самоподъем?..
Тут труба дрогнула, вдруг подскочила вверх и сразу упала до прежнего положения, даже ниже. Плот основательно тряхнуло: автоматический привод гребных винтов не успел среагировать.
Опять дернулась обсадная колонна — вверх-вниз, и еще рывок, и еще, без определенного ритма. Палуба заходила под ногами, по ней с грохотом перекатывались обрезки труб.
— Берегите ноги! — крикнул Кравцов и побежал в каюту телеприемника.
Брамулья сидел, чуть ли не уперев нос в экран, рядом стояли Штамм и Али-Овсад.
— Обсадная труба скачет! — выпалил Кравцов с порога.
— Я предупреждал, — ответил Штамм. — Смотрите, что делается с грунтом.
На экране телеприемника передвигалось и сыпалось что-то серое. Изображение исчезло, потом возникла мрачноватая картина пустынного и неровного океанского дна — и снова все задвигалось на экране. Видимо, телекамера медленно крутилась там, в глубине.
Теперь Кравцов разглядел: над грунтом высилась гора обломков, она шевелилась, росла и опадала, по ее склонам скатывались камни — не быстро, как на суше, а плавно, как бы нехотя.
Штамм слегка повернул рукоятку. Экран замутился, а потом вдруг резко проступила в левом верхнем углу труба…
Труба на экране качнулась, под ней вспучилась груда обломков, опять все замутилось, и тут же плот тряхнуло так, что Брамулья упал со стула.
Кравцов помог ему подняться.
— Мадонна… Сант-Яго… — пробормотал чилиец, отдуваясь.
— Я предупреждал, — раздался голос Штамма. — Искусственная обсадка выбрасывается из скважины вместе с породой, нижний конец обсадной колонны танцует на горе обломков. Неизвестно, что будет дальше. Надо срочно эвакуировать плот.
— Нет, — сказал Уилл. — Надо поднимать обсадную колонну на крюке. Как можно быстрее…
— Правильно, — поддержал Кравцов. — Тогда она перестанет плясать.
— Это опасно! — запротестовал Штамм. — Я не могу дать согласия…
— Опасно, когда человек неосторожный, — сказал Али-Овсад. — Я сам смотреть буду.
Все взглянули на Брамулью.
— Поднимайте колонну, — сказал чилиец. — Поднимайте и режьте. Только поскорее, ради всех святых…
Плот трясло, как в лихорадке.
— Али-Овсад встал у пульта главного двигателя, крюк пошел вверх, вытягивая обсадную колонну. Поскрипывали тросы, гудело голубое пламя.
— Давай, давай! — покрикивал Али-Овсад, зорко следя за подъемом. — Мало осталось!
Отрезанные куски трубы рушились на мостки. И вскоре, когда колонна была достаточно высоко поднята над грунтом, тряска на плоту прекратилась.
А потом — над океаном уже сияло синее утро — из скважины полезли бурильные трубы, выталкиваемые загадочной силой. Скорость самоподъема росла и росла, автомат уже не поспевал. Пришлось резать вручную, сидя в люльке, подвешенной к крюку вспомогательного подъемника.
Газорезчики часто сменялись, их изматывал бешеный темп работы, да и дни стояли жаркие. Судно, набитое до отказа трубами, ушло, но палуба вокруг буровой уже снова была завалена обрезками труб.
На всю жизнь запомнились людям эти дни, заполненные раскаленным солнцем, сумасшедшей работой, влажными испарениями океана, и эти ночи в свете прожекторов, в голубых вспышках газового пламени.
На всю жизнь запомнился хриплый голос Али-Овсада — боевой клич:
— Давай, давай, мало осталось!
Гидросамолет прилетел на рассвете. С немалым трудом переправили на плот ящики с фотоквантовой установкой ФКН-6А.
Но кажется, пускать ее в ход было уже поздно.
Двести метров бурильных труб осталось в скважине. Сто пятьдесят…