Избранные произведения в одном томе

Фруте растянулась у ног хозяина и потягивала носом. Руководительница группы явно беспокоилась о том, как бы ей уладить дело. Она пошепталась с девушками, отрезала кусок котлеты и, со странным присвистом, чмокая губами, протянула его собаке. Дама исполнилась решимости завязать короткие отношения.

Фруте на миг повернула голову и наставила уши. Потом больше не обращала внимания на этот призыв, однако легким царапаньем напомнила Каю, что пора бы сделать ей бутерброд. Кусок котлеты был убран, но елейный голос все еще не сдавался: американка в профессиональных выражениях расхваливала хорошо воспитанную собаку. Кай приготовился к дальнейшим атакам.

Барбара и Хольштейн не пришли к ланчу. Они попросили упаковать им с собой жареное мясо, фрукты, ломтики поджаренного хлеба, масло и оставили Каю записку, чтобы он присоединился к ним наверху. Он представил себе картину: они сидят где-то там в снегу, а мир сияет вокруг их юных шевелюр.

— Что нам делать, Фруте?

Он бродил с собакой вокруг отеля.

— Ты не поверишь, Фруте, но вот уже несколько дней, как я чувствую себя старым. Человек действительно стар, если простое кажется ему трудным только оттого, что оно такое простое. Видишь, наш Хольштейн знает, что надо, и он это делает. Я же сначала сам строю себе барьеры, а потом удивляюсь, что дорога перекрыта. Можешь ты себе представить, что этот человек рядом с тобой с помощью не вполне пристойного блефа покорил Агнессу Германт, а потом почти целый месяц морочил ей голову, уверяя, что не сможет ее удовлетворить? И вот теперь он стоит здесь возле тебя совершенно беспомощный и не знает, что делать. Странно получается с женщинами, которых ты знал детьми и которые выросли у тебя на глазах: к ним трудно найти подход. Трудно бывает установить новые отношения с людьми, которых знаешь давно.

Американская группа вывалилась из отеля и уже компанейски ухмылялась Каю. Это окончательно испортило ему настроение. Он весь день просидел у себя в комнате, пока Барбара его оттуда не вытащила.

Вечером Фруте отличилась еще в одном приключении. Кай допоздна читал и потому завыл запереть комнату на ночь. Фруте воспользовалась случаем, открыла дверь и предприняла вылазку в коридор. Кай испугался, услышав чей-то подавленный крик, а когда увидел, что собаки нет, бросился в коридор.

Наискосок от своей комнаты он увидел мужчину в пижаме, который не осмеливался закрыть за собой приотворенную дверь, потому что прямо у его ног стояла собака. Кай подозвал ее к себе, а пижама улизнула с такой быстротой, что Кай не успел извиниться за собаку. Он решил сделать это завтра утром и запомнил номер комнаты.

Однако, когда он спросил у портье, кто там живет, тот назвал ему имя некой дамы из Пенсильвании и тем избавил от дальнейших расспросов.

Последний день Барбара пожелала провести в горной хижине. Фруте они оставили в отеле, а сами еще ночью пустились в путь с фонарями. Снег был бледно-серый, как утопленник, а круги от фонарей из-за его бесчувственности казались маленькими и бесконечно сиротливыми.

Через два часа над горными вершинами забрезжил свет. Некоторые из них стали более различимы, возле других можно было увидеть завесу тумана. Потом они опять потемнели, зато воздух под ними посветлел и от них отодвинулся. В этой игре света и тьмы победили опять вершины. Красные лучи солнца коснулись их и заструились у них по плечам, вниз по склонам, туман заблистал перламутром, все искрилось и сверкало, резко обозначились, словно застывшие в полете, позлащенные зарею гребни, — свет сокрушал крепости, над горами всходило солнце.

Холод отступал. Барбара вскоре сняла шапку. Хольштейн начал расстегивать куртку. Кай предложил проделать всю эту работу сразу. Куртки и свитера перекочевали в рюкзаки, рукава были закатаны, и Барбара в тонкой белой блузке шагала впереди, похожая на мальчика, и направлялась к хижине, которая лепилась к склону, маленькая, коричневая и затерянная.

Сначала гости попадали в кухню с плитой и дровами, чтобы ее топить. К одному из стенных бревен был прикреплен листок с доброжелательными наставлениями. За кухней следовала спальня. Вдоль южной стороны дома тянулась лавка. Они обследовали территорию вокруг и собрали хворост, дабы пополнить запасы топлива, — таков был закон хижин. Потом каждый улегся на солнце, где ему хотелось.

После полудня Барбара принялась возиться с кастрюлями и горшками. Сильный запах кофе взбудоражил Хольштейна.

— У цивилизации есть свои прелести, — объявил он так ошеломляюще неожиданно, что Кай зашелся от смеха, и пошел на кухню. Попозже они листали книгу записей, а Хольштейн дал блистательный концерт на губной гармонике.

Вечер настроил Кая на меланхолический лад. Он наблюдал снаружи, как армия теней окружила свет, который обратился в бегство и уже готов был сдаться в плен, покамест одним прыжком не вознесся с крыши хижины прямо в небо.

Молчание волновало его, — он чувствовал, что остался один, и, когда до него донесся из хижины приглушенный разговор Барбары и Хольштейна, им завладело ощущение глубокого одиночества.