— Что ты хочешь этим сказать?
— Это произошло там, в библиотеке. Когда мне было одиннадцать. Когда она сказала «Малышу — три». И все, что три года кипело в ней, хлынуло на меня с полной силой, на подростка, без предупреждения, без защиты. В ней было столько боли… я даже не подозревал, что такое возможно.
— Продолжай, — проговорил Стерн.
— Это действительно все. Я не про то, что было в ней, я про то, что это сделало со мной. На самом деле это была какая-то часть ее самой. Все, что случилось с ней за четыре месяца, все до последней малости, все разом вылилось на меня. Она знала Дина.
— Ты имеешь в виду всю
— Именно.
— И она хлынула на тебя? За долю секунды?
— В самом деле. Понимаете, на эту самую долю секунды я
—
— Ага! — проговорил я и задумался, задумался о многом и всяком. И, отодвинув в сторону эти мысли, сказал: — Но почему я не знал этого прежде?
— Тебе поставили мощный блок на подобные воспоминания.
Я в волнении поднялся на ноги.
— Не вижу причины. Совершенно не понимаю, зачем.
— А может быть, дело просто в естественном отвращении, — предположил он. — Как тебе такой вариант? Тебе было отвратительно ощутить себя женщиной даже на короткий момент.
— Но вы еще в самом начале говорили мне, что это не является для меня проблемой.
— Ну и как тебе самому кажется? Ты говоришь, что чувствовал боль в этом эпизоде. Значит, ты не хотел возвращаться к нему, чтобы не почувствовать эту боль.
— Позвольте подумать, позвольте подумать… Да-да, это часть всей проблемы — проблемы погружения в чужой ум. Она открылась передо мной потому, что я напомнил ей Дина. И я вошел. Вошел, но не был готов, потому что никогда не делал этого прежде, разве что в малой доле и при наличии сопротивления. Я прошел внутрь на всю глубину, и этого оказалось слишком много; я пережил ужасный испуг, заставивший меня на многие годы отказаться от новых попыток. Однако воспоминание не исчезло, оно осталось отгороженным стенкой, запертым на замок. Однако я взрослел, и потребность сделать это становилась во мне все сильнее, однако я все время боялся это сделать. И чем больше я рос, тем сильнее и глубже понимал, что мисс Кью должна погибнуть прежде, чем она убьет… то, чем я являюсь. Боже мой! — воскликнул я. — Да знаете ли вы, что я такое?
— Не знаю, — ответил он. — Хочешь рассказать?
— Хотелось бы, — ответил я. — О, как хотелось бы…
На лице Стерна почивало полное профессиональной открытости выражение, не выражавшее ни веры, ни недоверия, но просто воспринимающее. Мне нужно было кое-что сказать ему, и я вдруг понял, что для этого мне не хватает слов. Я знал предметы и факты, но не знал их имен.
И ранее того:
И его глаза… вскрывающие суть.
Я подошел к Стерну, он посмотрел на меня, я пригнулся. Сперва он испугался, но потом справился с собой и даже пододвинулся ближе.
— Боже мой, — пробормотал он. — Я еще не видел подобных глаз! Клянусь, у тебя радужки вращаются, как колеса.
Стерн прочел много книг. Я и не думал даже, что их столько понаписано. И я проскользнул внутрь, выискивая необходимое.
Не могу точно сказать, на что это было похоже. Словно бы идешь по тоннелю, своды и стены утыканы палками с деревянными рукоятками… как вращающееся колесо на ярмарке, с которого нужно снимать медные кольца. На конце каждой из рукояток было по медному колечку, и при желании можно было срывать любое из них. А теперь представьте, что вы настраиваете свой разум срывать только те, которые вас интересуют, а еще — что у вас тысяча рук, и все они срывают эти кольца. А кроме того, тоннель тянется на какие-нибудь зильоны миль, но вы способны пройти, срывая кольца, от одного конца его до другого в мгновение ока. Да, так оно и было, только много легче.
Мне было проще проделать это, чем Дину.
Я выпрямился и отошел от Стерна. Ему было явно не по себе. Он даже испугался.
— Все в порядке, — успокоил я.
— Что ты сделал со мной?
— Мне были нужны кое-какие слова. Спасибо.
Держался он превосходно. Положил трубку в карман, провел кончиками пальцев по лбу и щекам. А потом сел, уже в полном порядке.
— Я знаю, — сказал я. — Так себя чувствовала мисс Кью после встреч с Дином.
— Так