Избранные произведения. V том

Несмотря на транс, в голосе женщины слышались подлинные эмоции. Душевная боль. Озабоченность. Дикий ужас. Но что еще мог маскировать мерцающий свет свечей? Жажду убийства? Злость? Безумие? Кипящую ярость? Трудно сказать.

— Я знала: он никогда не порежет меня, потому что я никогда никого не обсчитывала, но люди уважали его, вот они уважали и меня.

Хотя Молли только что смотрела на лестницу, она вдруг почувствовала, что по ней кто-то поднимается. Может, только вообразила. Может, и нет.

— Однажды он порезал за меня одного человека, — продолжала Энджи. — Я хотела, чтобы его порезали, вот Билли и порезал. Потом меня мучила совесть. Потом я об этом жалела. Но он это сделал. И сделал бы снова, если бы я попросила, а потому я чувствовала себя в безопасности.

Молли отошла от дверного проема влево, прижалась спиной к стене, сохраняя расстояние между собой и обнаженной женщиной и увеличивая между собой и лестницей.

— Если бы он был здесь, я бы попросила его и он бы порезал меня. Билли порезал бы, и порезал бы правильно, не очень глубоко, и мне не пришлось бы делать это самой.

Молли буквально чувствовала, что в воздухе висит безумие, заразное, распространяемое частичками пыли, легко проникающее вместе с воздухом в легкие, оттуда попадающее в кровь, прокладывающее путь от легких к сердцу и мозгу.

Напомнив себе о цели прихода сюда, Молли попыталась взять ситуацию под контроль:

— Послушай, здесь была маленькая девочка. Ее звали Касси.

— Я хотела повиноваться. Действительно хотела. Хотела повиноваться и угождать, как и остальные. Ты меня порежешь?

— Повиноваться кому? Энджи, я хочу тебе помочь, но не понимаю, что здесь происходит.

— Порез — это приглашение. Порезы их притягивают. Они проникают в кровь по приглашению.

«Грибы, — подумала Молли. — Споры».

— Тысячами, — продолжила Энджи, — они тысячами проникают в кровь. Они хотят находиться в плоти, в живой плоти, какое-то время, пока я не умру.

Даже если бы пятна света и тени не плясали на лице Энджи, безумие женщины помешало бы Молли правильно прочитать на лице эмоции и истолковать намерения.

— Энджи, дорогая, почему бы тебе не отбросить бутылку и позволить помочь, — Молли не пришлось имитировать сострадание. Несмотря на страх, ее переполняло сочувствие к этой несчастной женщине. — Давай я выведу тебя отсюда.

Ответом на предложение стал гневный взрыв.

— Не дури мне голову, сука. Ты же знаешь, это невозможно. Некуда мне идти, нигде мне не спрятаться, нигде и никогда. И тебе тоже. Тебе скажут, что нужно делать, тебе скажут, и ты сделаешь, иначе будешь страдать.

Холодная бетонная стена гнала волны холода в одежду Молли и в ее тело, мышцы, кости, замораживая даже душу. Ее трясло, и она не могла остановиться.

— Я должна была повиноваться, — протяжный стон сорвался с губ, кулаком Энджи ударила себя в грудь. — Повиноваться или страдать.

Чувствуя нарастающее отчаяние, Молли предприняла еще одну попытку:

— Касси. Девятилетняя девочка. Светлые волосы. Синие глаза. Где она?

Энджи глянула на дверной проем, за которым находилась лестница в подвал. В ее голосе зазвучали резкие нотки.

— Они все внизу, они приняли приглашение, они порезались, порезались, они открыли доступ к своей крови.

— Что происходит внизу? — спросила Молли. — Где я найду девочку, если спущусь в подвал?

Энджи вытянула перед собой левую руку, ладонью вверх.

— Я укусила. Я укусила так сильно, и кровь потекла.

Даже в мерцающем свете свечей Молли увидела следы от укусов на мясистой части ладони, запекшуюся кровь.

— Я могу кусать, но не могу резать. Я могу кусать, и вот она, кровь, но их это не устроило, потому что мне велели порезаться.

Лавируя между стеклянными подсвечниками, Энджи двинулась к Молли, а Молли, вдоль стены, от нее.

Предлагая разбитую бутылку, горлышком вперед, Энджи настаивала, резко и зло: «Возьми и порежь меня».

— Нет. Положи бутылку на пол.

Безумные глаза налились печалью. Теплые, соленые слезы покатились по щекам. Злость мгновенно уступила место отчаянию и жалости к себе.

— Мое время на исходе. Он обещал подняться по лестнице, он обещал вернуться за мной.

— Кто?

— Он правит.

— Кто?

Глаза Энджи покраснели от слез.

— Он. Оно. Существо.

— Какое существо? — спросила Молли.

Горячие слезы смыли годы с лица Энджи Ботин, превратили ее в маленькую испуганную девочку.

— Существо. Существо с лицами на руках.

Глава 48

Больница Святой Марии из Вифлеема, открывшая свои двери в Лондоне в пятнадцатом веке, служила пристанищем для безумных и получила название Бедлам. Безумных там давно уже не держали, но теперь Бедлам появился вновь, только им стал весь мир, от полюса до полюса.

Может, существо с лицами на руках обреталось сейчас в подвале, нечто такое, что мог представить себе Гойя и нарисовать в часы черного отчаяния. А может, угроза существовала только в воображении Энджи Ботин. Настоящей была эта угроза или нет, у Энджи ее реальность сомнений не вызывала.

— Боюсь острого, я такая слабая, — продолжала она. — Всегда была слабой. Я хочу повиноваться, они ожидают повиновения, но я не могу порезать себя. Я могу кусать, но не могу резать.