Избранные произведения в трех томах. Том 3

Дмитрию постелили в боковушке, он заперся там, погасил свет. Но не спал — лежал, думал. Думал о многом, слишком о многом, и настолько обо всем одновременно, что ничего не мог обдумать толком. Вчера его вызвал начальник цеха и сказал, что на заводе предполагается провести двухнедельную школу операторов прокатных станов, соберутся люди со всего Союза и что министерство хочет, чтобы руководителем этой школы был он, Дмитрий Ершов. Начал доказывать, что на такое дело не годен, никогда ничем не руководил, не умеет руководить. Начальник сказал: «Стан знаешь, вот это и есть главное. Им речей не надо, им нужен опыт. У тебя опыта достаточно. Иди и подумай, а в понедельник еще поговорим». Что тут думать? Думай не думай, ничего не придумаешь. Вот Лели нету, с ней бы посоветоваться…

Да, нету, нету Лели… Сказала тогда в ночной метели, что больше не придет, что не может она встать между двумя родными братьями…

Удивлялся Дмитрий: что с ним, почему так нужна ему Леля, почему каждый день ощущает ее отсутствие?

Заворочался, закрутился, застонала железная кровать под его сильным телом. Снова зажег свет, спать не мог, походил по боковушке, нашел свои книги, сложенные в углу, под руку попался самоучитель английского языка. Обрадовался, лег, раскрыл книгу на какой пришлось странице, прочел первую фразу: «Ай гоу ту скул эври монинг», перевел: «Я хожу в школу каждое утро». Вспомнилась школа. Как было хорошо ходить в нее, быть в пионерах!.. Правильно Платон сказал Искре Васильевне — был такой случай в те времена, заявил однажды Дмитрий на пионерском сборе, что непременно должен дожить до полного коммунизма. Что же, от этой мечты он не отказался, нет. Хочется, очень хочется увидеть коммунизм. Есть которые смеются, говорят: ну, это будет вроде райской жизни — все станут чистенькие, аккуратненькие, с крылышками. Скука, мол, зеленая. Лучше, как сейчас, жить, когда и выпить есть что, и закусить, и в шалман сходить можно. А то, чего доброго, и шалманов не станет, одни лектории. Другие завидуют людям будущего: вот житуха–то привалит счастливчикам! В любой магазин заходи, что хочешь бери и сколько тебе вздумается, и притом — полностью бесплатно.

Так ли, не так ли все будет — кто знает. Вернее всего, что не так. Вернее всего, что и тогда будут счастливые и несчастливые, и тогда человек будет жить такой жизнью, в которой всякое произойти может. Но одно ясно: не с таким уже великим трудом хлеб будет доставаться. Послушней станет природа, покладистей. А в общем, трудно представляемое время — коммунизм, трудно рисовать его в голове. Дожить бы, дожить, да и увидеть собственными глазами! Во имя этого многое, очень многое перетерпеть можно. Иному не понять — и по сей день есть такие, которые не могут в голову взять этого — как же, мол, так: человек отказывает себе в чем–то сегодня, терпит лишения, сознательно их терпит, и во имя чего? Во имя завтрашнего дня, во имя дня, до которого сам–то он, может быть, и не доживет. Значит, и не о себе думает, а о тех, которые будут жить после него. Смешно! Куда завлекательней звучит: «После меня хоть потоп». Наплевать, мол, на этих людей будущего, на потомков моих. Сам хочу, сегодня, немедленно, воспользоваться всем, чем только возможно, и загулять большим загулом. И оставить головешки одни да навоз после себя.

Это верно, это верно, — думал Дмитрий, — человеку нужна хорошая жизнь, должен человек жить сытно, культурно, весело. Но другая дорога лежит к этому, не та, при которой «после меня хоть потоп, навоз и головешки». И пусть о них, которые идут по такой дороге, болтают всякое, пусть их называют фанатиками, одержимыми, как хотят, — они все равно будут делать свое дело, будут идти вперед не отступая. Дмитрий был горд оттого, что принадлежит к людям, которые думают так.

Он вспомнил день, когда его принимали в партию. Он не произносил никаких клятв, разговор на партийном собрании шел обычный — о трудовых успехах, о том, знает ли он Устав. Но про себя, мысленно, Дмитрий дал эту клятву. Она даже не выражалась никакими словами, от нее просто холодело восторженно в груди, от нее шагалось легко и сильно, от нее жилось так, что всякие мелкие невзгоды не могли омрачить радость жизни.

25

Степан не попал на свадьбу не потому, что не хотел. В тот день его отправили в подшефный колхоз — отвезти запасные части и материалы для ремонта сельскохозяйственных машин. До колхоза было километров сто двадцать. Пока добрался туда по разъезженной, скользкой дороге, пока сдал привезенный груз, отдохнул да пообедал, время все шло, и обратно ехал уже в сумерках. Где–то на скрещении дорог в свете фар увидел стрелку и на ней надпись: «п. Рыбацкий — 7 км». Смысл этой надписи не сразу дошел до сознания; только проехав километра два или три, спохватился, что миновал дорогу в поселок, где живет Леля.