Избранные произведения. VI том

Я не сомневался, что какое-то время они будут молчать, особенно Пенни, если утром ей позвонят по печальному поводу: дорогой старенький дядя Амос внезапно скончался. Но потом эта решимость ослабнет. Следовало принимать во внимание и другой фактор: обе не просто были журналистками, а работали в «Неоновом круге», и это означало, что их профессия — распространять «жареные» новости. Конечно, распространение «жареных» новостей — не такой сильный наркотик, как убийство людей посредством некрологов, но зависимость все равно возникает, о чем я хорошо знал. Рано или поздно, где-нибудь в баре, выпив на один стаканчик больше, чем следовало…

Хочешь услышать что-то действительно безумное? Но только дай слово никому и никогда не говорить.

Я представил себя сидящим в редакции под плакатом с унитазом, увлеченно набивающим очередную саркастическую рецензию. Фрэнк Джессап подходит, садится и спрашивает, не возникало ли у меня мысли написать некролог Башара аль-Асада, сирийского диктатора с крошечной головой, или — эй, еще лучше — этого корейского жиртреста, Ким Чен Ына. Впрочем, Джессап мог попросить отправить к праотцам и нового главного тренера «Нью-Йорк никс».

Я пытался убедить себя, что это нелепо, но не смог. За «Никс» наш спортивный обозреватель с ирокезом болел истово.

Имелся и еще более ужасный сценарий (я набрел на него где-то в три часа ночи). Допустим, слух о моем таланте достигнет уха какого-нибудь государственного служаки. Маловероятно, конечно, но разве я не читал об экспериментах с ЛСД и контролем сознания, которые проводило государство на ничего не подозревавших гражданах в пятидесятых годах? Люди, способные на такое, способны на все. Вдруг парни из министерства национальной безопасности заявятся в «Круг» или сюда, в родительский дом в Бруклине, и я на реактивном самолете отправлюсь в путешествие в один конец, на какую-нибудь государственную базу, где меня поселят в отдельной квартире (роскошной, но с охраной под дверью) и дадут список главарей «Аль-Каиды» и ИГИЛ с приложенным досье на каждого, чтобы я мог написать исключительно точные некрологи? Я бы вывел из игры беспилотники с ракетами.

Безумие? Но в четыре утра все кажется возможным.

А около пяти, когда проблески дневного света начали прокрадываться в мою комнату, я вновь гадал, как вышло, что я открыл в себе этот нежеланный талант. Не упоминая о том, как долго я им обладал. Обнаружить его не было никакой возможности: некрологи на живых не пишут. Этого не делают даже в «Нью-Йорк таймс». Там просто собирают необходимую информацию, чтобы иметь ее под рукой, когда умрет та или иная знаменитость. Возможно, я обладал этой способностью с рождения, и если бы не та дурацкая шутка про Джерому, никогда бы об этом и не узнал. Я подумал о том, как вообще оказался в «Неоновом круге»: написав хамский некролог. На уже умершего человека, это правда, но некролог все равно остается некрологом. А таланту нужно одно, вы понимаете? Он хочет вырваться на волю. Хочет надеть фрак и отбить чечетку на сцене.

С этой мыслью я и уснул.

Мобильник разбудил меня без четверти двенадцать. Звонила Кэти, и она была расстроена.

— Приезжай в редакцию. Немедленно.

Я сел на кровати.

— А что такое?

— Объясню, когда приедешь, но одно скажу прямо сейчас. Ты должен остановиться.

— А то, — ответил я. — Вроде я это говорил тебе. И не раз.

Если она меня и услышала, то не отреагировала.

— Никогда в жизни. Даже если речь пойдет о Гитлере. Даже если твой отец приставит нож к горлу твоей матери, ты не должен этого делать.

Она отключилась прежде, чем я успел задать хоть один вопрос. Я удивился, почему мы не проводим столь экстренное совещание у нее в квартире, намного более уединенной, чем редакция «Неонового круга», где постоянно толклись люди, и придумал только один ответ: Кэти не хотела оставаться со мной наедине. Я стал опасным. Я сделал лишь то, о чем просила она и ее подруга, но это ничего не меняло.

Я был опасен.

Кэти встретила меня улыбкой и обняла на радость тех сотрудников, которые находились в редакции, потягивали «Ред булл» и молотили по клавишам ноутбуков, но сегодня жалюзи в ее кабинете были опущены, и улыбка исчезла, как только мы скрылись за ними.

— Я напугана до смерти, — призналась она. — То есть я боялась и раньше, но когда ты это проделывал…

— Было приятно. Да, я знаю.

— Но сейчас я напугана куда сильнее. Постоянно думаю о тренажерах с пружинами, которые сжимают, чтобы накачать мышцы рук.

— О чем ты говоришь?

Она мне не сказала. Тогда.

— Мне придется начать с середины, с ребенка Кена Вандерли, а потом двинуться в обе стороны…

— У Развратника Кена был ребенок?