Избранные рассказы

"Now back to the F-19/F-117 controversy. The F-117 designation for the Stealth seems inconsistent. The «old» Air Force designation scheme was started over from one back in 1962, at which time the fighter numbers had reached F-111. If F-117 is REALLY consistent with this scheme, this would imply that the Stealth fighter had been ordered into service prior to 1962, which seems quite improbable. If one accepts even this as plausible, one now has to ask the question: What about the «missing» numbers between F-111 and F-117 in the sequence? What then were F-112, F-113, F-114, F-115, and F-116? There has been some suggestion that these are designations for Soviet-built aircraft that were «acquired» by the Americans and taken out West to be test flown and evaluated in the Nevada ranges. They might, for example, be American designations for MiG-21, MiG-23, MiG-25, Su-7, etc. We can only speculate until someone in the know is willing to talk."

"Finally, does F-19 stand for some supersecret project that is so "black" that we won't hear anything about it for at least a decade? Could it be the "Aurora" that is rumoured to be under test out in the desert as a possible replacement for the SR-71? Or else, perhaps the F-19 really is a "hole" in the designation scheme, and all of this confusion and inconsistency in aircraft designation schemes is deliberately designed to confuse Soviet intelligence about what we are up to. It has certainly succeeded in confusing ME!!!"

Ко всем приобретённым в рекордный срок причудам и новым привычкам прибавилась манера вести дневник. Густав сидел перед пламенем искусственного камина или перед голубоватым светом телевизора – и писал:

"Я проваливался в зловещие военные игры, в интриги разведок и несущие смерть человеческие игрушки, не в силах ничего сделать, чтобы спасти себя".

"Первым почуял неладное мой друг, норвежец Арне (Омланд) Боргенсен. В одно утро он появился как из-под земли, когда я провалялся в постели битых три часа, испытывая ужас при самой мысли о возможности снова заснуть, и в то же время не в силах сделать хотя бы одно движение из постели. Простые действия – типа встать и сварить себе кофе, или поднять трубку и позвать домработницу – обдумывались мной как грандиозные стратегические планы. Я чувствовал, что проваливаюсь в депрессию." Боргенсен, застав Густава в постели в этом разбитом состоянии, постепенно вызвал его на откровенность. Густав, человек по природе своей открытый, в конце концов поведал обо всем. Установившееся молчание длилось не менее получаса.

– Только теперь я понял, насколько ты умён, – сказал Боргерсен после паузы. – Если бы это случилось со мной, я бы давно уже загремел в психушку, спился или отправился покорять Северный Полюс. Только не советую рассказывать Патрику.

– Как ты полагаешь, стал бы я скрывать от тебя, что со мной происходит, если б не из опасения, что то, что знают двое, узнает и третий?

– Честно признаюсь – мы обсуждали с Патриком твоё странное поведение и то, как ты изменился. Перед приездом сюда я был на проводе с Патриком. Он спросил у меня, не считаю ли я, что тебя стало опасно пропускать на Зону. Мы договорились, что я навещу тебя, и проинформирую Патрика, как обстановка. Но теперь – обещаю – буду держать рот на замке. Только давай сговоримся, что ты просто запил.