Избранные рассказы. Хронологически

Вспомнил, гад, про маму!

-Скажи, что со мной всё в порядке!

Через секунду:

-Только не говори, что я у тебя!

А вот это, интересно, как? Задача высшей степени сложности: сказать, что с ним всё в порядке, но не сказать, где он. Наверное, есть специально наработанные приёмы, но я не была им обучена. А Вася уже снова спал.

Естественно, мама всю ночь провела в тревоге и ожидании.

Стали мы с ней думать, как транспортировать нашего героя домой. Конечно, я могла его отвезти, подняв как-нибудь с постели и перегрузив в лифт, а потом в машину, но для этого мне пришлось бы надевать на него трусы и носки. А эта необходимость встала передо мной непреодолимым препятствием, и о таком варианте я даже не обмолвилась. Мама считала, что лучше дать ему проспаться, но ни в коем случае не наливать больше спиртного.

-Мне нужно отъехать по делам, - робко заикнулась я. - Оставлю его одного, пусть спит.

-Ни в коем случае! Он может проснуться и обнаружит, что заперт! Это будет катастрофа!

Маме лучше знать, какие у него фобии.

И всё-таки надевать на него трусы я была морально не готова.

Посовещавшись, мы приняли решение, что мама приедет и подежурит около него, пока меня нет. Вот и правильно. Маме с детства привычно его одевать. Странно только, что за последние полсотни лет ей так и не удалось от этого отвыкнуть.

Вскоре эта решительная женщина была у меня. Я даже позавидовала: моя не такая мобильная. Ну ещё бы: у моей дети уже выросли, можно и расслабиться.

Сколько же Васиной маме лет? И хоть бы что. Вот что значит ответственность за ребёнка! Нет возможности состариться.

Только я собралась напоить её чаем, как Вася проснулся и снова потребовал выпивки. Тут на первый план выступила мама.

Вася вмиг протрезвел, встал с постели и самостоятельно надел трусы. Так до старости и боимся: врача, директора школы и маму.

Домой я везла их с ветерком! Стояло чудесное утро. Мама была довольна, что ребёнок нашёлся и что едем с комфортом. Вася роптал на меня:

-Предательница! Ябеда!

Мама достала из сумочки заботливо прибранную Васину челюсть, обтёрла платком и протянула ему:

-Надень! А то при даме такой некрасивый.

2004

ЖИЛЕЦ

В начале улицы Народного Ополчения по сей день стоят пятиэтажные панельные хрущёвки, уже лет пятнадцать ожидающие сноса. Диву даёшься, как они ещё держатся. Поднимаешься по лестнице – стены звучно вибрируют от шагов. Толщина этих скорлупок – капитальных - сантиметров десять. А внутренних – я на кухне вешала сушилку для посуды, через секунду пробурилась сверлом в соседнюю квартиру. Балконов в таких домах нет, да они бы отломились вместе с куском стены.

У меня была там комната в трёхкомнатной коммуналке. В 90-х я сдавала её за 100 долларов тамбовскому парнишке Глебу, кривоватому, но неунывающему, со звучной фамилией Борнопольский (и откуда только?). Корешá звали его Глебаня. Чем-то они торговали – то утюгами, то корейскими телевизорами.

В комнате стояли стол, кровать и холодильник, больше ничего, а ему больше ничего и не требовалось. Он прожил там лет пять и за это время разве что подмёл пару раз. Тем не менее, комната не была загаженной – наверное, оттого, что у Глеба не водилось не то что лишних, а вообще никаких вещей, один только весёлый нрав. Плавали клубы дыма, светился экран чёрно-белого телевизора «Юность», о будущем Глеб не задумывался, как это свойственно многим русским, и Бог его берёг: сотню от жильца я получала исправно.

Кровать была аккуратно застелена куском гобелена, но не знала постельного белья. И тоже ничего, можно и так.

За эти годы Глеб сделал несколько тщетных попыток завести себе постоянную спутницу на условиях взаимного интереса: "Будешь давать - живи". По сути, это было брачное предложение, но, высказанное в столь простой форме, не воспринималось девушками, даже неприкаянными. Им любовь подавай, страсть. Без этого им и крыша над головой не в радость.

А он бы не обижал.

В соседней комнате жил пятидесятилетний тихий пьяница Слава, святой души человек, в советские времена он работал на заводе техником-конструктором, а когда промышленность встала, попал под сокращение. Одна нога у него была на протезе, поэтому на счастье он не рассчитывал, прожил застенчивым бобылём, но всегда был готов помочь или отдать что есть. В том девяносто восьмом он собирал и сдавал бутылки, в день выходило рублей на двадцать, да инвалидская пенсия, да я подкидывала ему часть от Глебовой сотни на выпивку, потому что не пить в его положении было невозможно, я бы и сама пила: единственный щадящий компромисс между обществом и человеком, лишённым какой бы то ни было радости.

Третья комната нашей квартиры часто меняла хозяев и в тот год как раз временно пустовала.