Избранные рассказы. Хронологически

Это я потом сообразила: он появился вместе с громом...

Теперь мы молча ждали тут вдвоём. Шоссе покрылось лужами, дождь толок в них грязь, покорно мокла лошадь у ворот на крайней улице. Вскоре стало ясно: конца этому не будет.

Пробежали две машины в нужную мне сторону - к Еткулю, но я напрасно поднимала руку.

-Как в городе: не останавливаются... - огорчённо подал голос человек с велосипедом. В голосе было столько тревоги за меня, сколько я и сама не отводила себе.

“Вмиг по речи те спознали, что царевну принимали...”

Я посмотрела на него внимательней и поняла его характер.

-В городе-то как раз останавливаются: заработать, - сказала я как можно беспечней, чтоб он поубавил тревоги.

Из сумки на руле его велосипеда торчала коробка стирального порошка. Я хотела для разговора спросить, где он достал, но вовремя опомнилась: такой немедленно отдаст и скажет, что ему вообще не нужно.

Лицо его, заросшее как попало чёрной бородой, было из тех - особенных, томимых вечной думой...

Гром гремел всё пуще, от страха я по полшажочка ближе придвигалась к моему соседу: от него исходило спасение - волна заботы, какую в детстве чувствуешь от матери, а потом уже ни от кого и никогда.

-В Челябинске живёте? - кашлянул. - Я одно время тоже там жил, - и махнул рукой: дескать, как и везде, завидовать нечему.

Смотреть на него было нельзя: он смущался и отворачивался. Мёрзнуть тоже было нельзя: такой сразу начнёт мучиться: предложить свою фуфайку, да вот достойна ли фуфайка?.. - и уж я крепилась не дрожать. Я смотрела, как в лужах густо рвались торпеды упавших капель, вздымались вверх оплавленные столбики воды.

-Автобусов больше не будет?

Он ответил не сразу: жалел меня, но, как честный человек, отступил перед правдой:

-Нет.

И сразу принялся заметать следы этого безнадёжного слова, рассказывая, что в его деревне в двух верстах отсюда был раньше ключ, его хотели почистить, но что-то в нём нарушили - и умер ключ, теперь живут на привозной воде.

Говорить он, видно было, не охотник, но надо ж как-то отвлекать меня от бедственного транспортного положения. Почему-то ему казалось, что это его долг. Поглядывать на шоссе и тайной молитвой призывать машину - это он тоже брал на себя. И целомудренно берёг меня от своего прямого взгляда. Прямой взгляд - это ведь всегда вторжение в чужое сердце, смятенье духа, он это знал и если смотрел, то лишь украдкой.

Машины вовсе перестали появляться: кто тронется из дому в такую пору, в такую грязь и дождь? Ехал почтовый фургн, мой товарищ в беспокойстве даже выступил из-под навеса вместе со своим велосипедом, не подумав о стиральном порошке, но не было в кабине места.

Сам бы он давно уехал, несмотря на дождь и на стиральный порошок, но как он бросит тут меня одну.

Запас оптимизма, позволявший хулить жизнь, был на исходе, настала пора прихорашивать мир, чтоб терпимей стало на него глядеть, и он принялся мне рассказывать, какие уродились огурцы, их убирать не успевали, а под капусту нынче не запахивали столько удобрений и, значит, наконец её не отравили.

Проехала ещё одна машина. Он страдал. Я тоже, потому что выносить такой напор заботы мне отродясь не приходилось, и уже я должна была утешать его, чтоб он не мучился так за безотрадность мира, который он не в силах сделать для меня пригляднее.

-Они не останавливаются, потому что дождь: я грязи нанесу, - заступалась я за этих людей, а он, чтобы я не подумала про мир, что в нём теперь все такие, говорил:

-Я сам был шофёром, я за всю жизнь копейки ни с кого не взял, вот в фуфайке хожу.

Ну, про фуфайку он зря - как будто извиняясь за неё. Как будто боясь, что за фуфайкой я его не разгляжу. А я даже вижу: он бы меня на велосипеде в Челябинск отвёз, но (опять же): достоин ли велосипед?..

И вот мчится по дороге от Еткуля честной казак Витя. Притормозив, он машет рукой и радостно кричит сквозь дождь моему товарищу - дескать, здорово, Ваня! А мой товарищ не признал сперва честного казака, оглядывается на меня - думает, это мне из машины машут. А я оглядываюсь на него, потому что мне пока что Витя совершенно незнаком.

Пока мы так переглядывались, сбитые с толку, честной казак Витя развернулся и подрулил к нам, высовывается из “жигулей”:

-Ваня, привет, ты что тут делаешь?

Тут мой сосед его узнал, заулыбался и тотчас стал тревожно хлопотать:

-Вот, отвези, надо отвезти! - указывая на меня почтительным взглядом.

Сомнений никаких не было в лице честного казака Вити, что со мною теперь всё будет в порядке - ему важней, что будет с Ваней! Но до себя ли Ване - он бережно подталкивал меня в машину, а я с сожалением оглядывалась, говоря ему “до свидания” так, чтобы можно было различить за этим все мои “спасибо”, скажи которые вслух, я бы смертельно смутила его, и все мои “жаль расставаться”, и все мои “какой вы человек!..”

Я захлопнула наконец дверцу, и честной казак Витя нажал на акселератор, улыбкой прощаясь с Ваней, а Ваня застенчиво радовался за меня, опустив глаза.

Я пристегнула ремень.

-Замёрзли? - заботливо спросил честной казак.

-Нет, - сказала я, и он включил в машине отопление.