Избранные сочинения. 3. Стихотворения

сгорая и звеня, как певчая свеча.

 

когда родится дождь или родится ангел,

она объемлет их почти что не собой,

сквозь шелест светлых струй, сквозь

                              шелест светлых крыльев

заканчивая век и цвет и шелест свой

* * *

из всех старинных снов, пожалуй, самый странный

не тот, который есть, а тот, который был.

и вспомнятся дожди, как медленные страны,

влекомые на край синеющей судьбы.

 

в их темной глубине — такой же одинокой,

как быстрая печаль осенних облаков,

находят свою сталь мерцающие строки

и огненный наклон для вычеркнутых слов.

 

но вот проходит век, свеча уж догорает,

от древней темноты осталась только тень,

и воздух сам себя от края и до края

просматривает вдаль и видит новый день

* * *

луна светила полковая,

сидел наш лекарь полковой

и сочинял стихи вздыхая

качая лунной головой.

 

к нему придя из авангарда,

стояла муза на ветру,

костры дымились арьергарда,

был горек запах тонких струй.

 

и ночь, к своим стихам склоняясь,

шептала поздние слова,

и кони молча удивлялись,

и вслух тревожилась трава

СТАРИННАЯ БАШНЯ

кто замурован здесь? ответ один, осенний:

здесь замурован ты, осенний птицелов.

в прозрачной тишине похрустывают тени

то медленных секунд, то медленных веков.

 

беззвучен только свет и только боль беззвучна,

но цвет ее так мал в сравнении с ничем,

что даже черный край багрово-белой тучи

зазубривает сталь полуденных лучей.

 

не ангел и не дождь, а как бы некто третий

касается крылом невидимых времен,

к которым птицелов, столь праздный и осенний,

всей башенной судьбой безмолвно устремлен

МАТРЕШЕЧКЕ

однажды или никогда

или когда-нибудь сегодня

бегут вечерние года —

как облака, легко свободно.

 

и пламя тонкое свечей

почти невидимо колышут

и исчезают все светлей

и все заоблачней и выше.

 

и только детский профиль твой,

едва колышемый, вечерний,

так неразлучен с тишиной,

как бой часов — старинный, мерный.

 

и только детский лепет твой

так неразлучен и волшебен,

как след заоблачно-простой

в невозвращающемся небе

ВРЕМЯ

простившись с кем-нибудь — с какою-нибудь крышей —

уходит ветер вдаль — туда, где дали нет,

где самому себе не виден и не слышен

грохочет в облаках обмолвившийся свет.

 

но еще ближе крыш и еще дальше света —

какой-то странный миг, всегда стоящий здесь:

одно его крыло задумчиво воздето,

другое — (тоже за) опущено к воде.

 

и полночь и мосты, когда они настанут,

с тем мигом совпадут, но поздняя гроза

постигнет ли она мерцанье этой стали

или сама впадет в задумчивое за?

* * *

снова ночь — на дворе и повсюду,

но особенно ночь на дворе.

ветер звезд леденящую груду

сдвинул всю — от себя и к себе.

 

этот звук, этот грохот тишайший —

словно свет в водосточные дни,

когда ливень все дальше и дальше

приближается с часом одним.

 

этот час — незаконченный гулкий —

все захватит и все возвратит:

окна, крыши, листву, переулки

и омытый чугун и гранит

ПЕЙЗАЖ С МЕЛЬНИЦЕЙ

я видел мельницу, она стояла прямо,

и путь ее лежал в Голландию иль нет?

и ветер шелестел стальными жерновами,

прозрачно заслонив размолотый рассвет.

 

чтоб каждое зерно и каждое мгновенье

рассыпать по полям как моросящий дождь,

он вторит сам себе, за ветхими крылами

ни будущих ночей ни прошлых не найдешь

 

пока обратный путь не совершило время,

все кажется таким, каким бывает все:

и остов ветряной и облачные крылья

и даже поля край, засеянный овсом

* * *

стояли всадники на воздухе вечернем,

и лошади, в такт сумраку звеня,

то думали о том, как этот миг очерчен,

то вспоминали цвет промчавшегося дня.

 

сей цвет стремительный, почти соприкасаясь

с голубизной полей и синевой небес,

легко опережал, как бесперечь босая,

и черный цвет тропы и неподвижный лес.

 

но ночь быстрее всех: коней вечерних мысли

уже передались и всадникам и ей,

и вот вдогонку дню не цвет, а призрак выслан,

отторгнутый на миг от праздности своей.

 

чтобы настигнув даль, ее схватить за гриву

иль за ее схватить драгунско-гуннский хвост

иль вовсе не хватать, а только озорливо

набросить на нее аркан из темных звезд

* * *

у осени нет сил: с деревьев опадая

то под ноги коню, то под ноги дождям,

ее могучий цвет, как пронизь золотая,

пространством завладел и рвется к временам.

 

но не у всех времен есть все века и годы, —

но лишь у одного, которому сейчас

я столько воли дам и столько дам свободы,

что хлынет век златой у осени из глаз

МАТРЕШЕЧКЕ

ветер дождь наклоняет прозрачно

в свою сторону, чтобы потом

некий миг или день водосточно

прожурчал, вспоминая о том.

 

чтобы ночь, наклоняясь над светом

тихой лампы, не знала, как быть —

то ли вспомнить беззвучно об этом,

то ли звонко и грустно забыть?

 

дар бессонницы — сны голубые, —

чтоб постичь их мерцанье, тебе

стоит лишь запоздалые были

оглядеть как простое «теперь».

 

пусть к плечам твоим детским струится

этот свет, эта темная высь —

чтоб дождя золотые руины

от неслыханной близи зажглись

* * *

мчится всадник безымянный.

где же имя? где оно?

отворилось небо звонко,

как стеклянное окно.

 

вышел месяц, вышли звезды,

вышел сумрак голубой.

мчится всадник безымянный

безымянною тропой.

 

слышен лес, густеют ветви

и густеет тишина,

и блестят при лунном свете

боевые стремена.

 

герб таинственно и древне

отчеканен на щите.

утопает полночь в злате

как в осенней нищете.

 

меч холодный, меч отважный

дремлет в ножнах. или нет?

ветер в сторону относит