— .¿Видите ли, Мэйбл, мне пришло в голову, что, согла¬ сившись выполнить желание сержанта, вы не подозревали, какие чувства питает к вам Джаспер Уэстерн. — Следопыт! — воскликнула Мэйбл. Она все время менялась в лице и дрожала всем телом, словно в лихорадке. Но Следопыт был слишком поглощен своими рассуждениями, чтобы заметить ее волнение, тогда как Пресная Вода закрыл лицо руками, боясь встретиться с ней взглядом. — Я говорил с Джаспером и, сравнивая его мечты с мо¬ ими Мечтами, его чувства с моими чувствами, его желания с моими желаниями, понял, что оба мы слишком вас лю¬ бим, чтобы обоим нам суждено было счастье. — Вы забываете, Следопыт! Вспомните, ведь мы обру¬ чены! — пролепетала Мэйбл так тихо, что только при боль¬ шом напряжении можно было ее расслышать. Неудивительно, что проводник не разобрал последнего слова и тут же признался в своем невежестве обычным: «Что вы сказали?» — Вы забываете, что мы жених и невеста, и ваши на¬ меки неуместны, не говоря уж о том, что они всем нам крайне неприятны. — Уместно то, что правильно, Мэйбл, а правильно то, что приводит к справедливым и честным поступкам. Что же до неприятности всего этого, то я чувствую это прежде всего на себе. Так вот, Мэйбл, знали бы вы, что Джаспер — Предная Вода относится к вам примерно так же, как я, вы, может, и не согласились бы связать свою жизнь с таким не¬ красивым, старым хрычом, как я? — К чему эта пытка, Следопыт, чего вы добиваетесь? Джаспер Уэстерн ничего подобного не думает. Он ничего не говорит и ничего не чувствует. — Мэйбл! Этот крик души вырвался у молодого человека против воли, выдавая накипевшие чувства. Правда, больше он их ничем не обнаружил. Мэйбл закрыла лицо руками; оба сидели, словно два провинившихся школьника, смертельно боящихся огорчить любимого наставника. В этот миг Джаспер, кажется, готов был отречься от своей любви к Мэйбл, лишь бы не причи¬ нить страданий другу, тогда как Мэйбл не могла собраться с мыслями, так внезапно услышав о том, на что она, быть может, втайне надеялась, но чему не смела верить. Она не 443
знала — плакать или радоваться. И все же она заговорила первая, так как Джаспер не решался сказать ничего, что прозвучало бы фальшиво или могло больно задеть его друга. — Следопыт, — сказала она, — простите, но все это звучит так дико. Для чего вы это говорите? — Да, Мэйбл, это звучит дико, так ведь на то я и на¬ половину дикарь, как вам известно: дикарь по натуре и по укоренившейся привычке. — Следопыт хотел рассмеяться, как обычно, но из его горла вырвалось какое-то нелепое клохтание, — казалось, смех его душит. — Да, это рассуж¬ дения дикаря, можно и так назрать. — Милый, хороший Следопыт, мой лучший и, может быть, единственный друг! Неужто вы думаете, что я это хотела сказать? — прервала его Мэйбл, в страстном нетер¬ пении как можно скорее загладить причиненную ею оби¬ ду. — Если мужество, правдивость, благородство поступков и чувств, высокие нравственные устои и другие превосход¬ ные качества делают человека достойным уважения, друж¬ бы, любви, то ваши права превысят права любого челове¬ ка на свете. — Ну, Джаспер, слышал ты, как она поет? Разве у них не сладкие, обворожительные голоса? — продолжал Следо¬ пыт, снова рассмеявшись, но на этот раз, как всегда, весе¬ ло и непринужденно. — Похоже, что природа создала их, чтобы они радовали наш слух, когда музыка в лесу умол¬ кает. Но нам нужно до чего-то договориться, понимаете, нужно! Я снова спрашиваю вас, Мэйбл: знали бы вы, что Джаспер вас любит не меньше, чем я люблю, а может быть, и больше, хоть это вряд ли возможно; что в своих снах он видит ваше лицо отраженным в струях этого озера; что всю ночь напролет он говорит с вами или о вас; что все пре¬ красное для него похоже на Мэйбл Дунхем, как и все доб¬ рое и благородное; что он уверен, будто не знал счастья до встречи с вами; что он готов целовать землю, по которой вы ступали, и забывает все радости своего призвания, что¬ бы думать о вас, любоваться вашей красотой, слышать ваш голос, — согласились бы вы тогда выйти за меня замуж? Мэйбл не могла ответить на этот вопрос, даже если бы хотела. Хотя ее лицо было закрыто руками, в просветы между пальцами виден был яркий румянец, такой горячий, что жар его, казалось, передавался и пальцам. И все же она не выдержала: на один короткий миг растерявшаяся 444