И ветер нам успел шепнуть:
«Вас не найдут»
Мы на встречу апрельской луне
Кроме нас, никого больше нет.
Мчимся вверх по ночному шоссе
Режет тьму будто нож дальний свет.
И травы провожают нас и в след поют:
«Вас не поймут»
Ты ко мне приходила во снах,
А теперь наяву и ты рядом.
Словно жили мы в разных мирах
Мы слились, едва встретившись взглядом.
И горы открывают сокровенный путь:
«Вас не вернуть»
Наш пикап стоит между звезд,
Ты на теплом капоте танцуешь.
Позади еще светится мост,
Ночь для нас и меня ты целуешь.
И я скажу тебе одной:
«Дыши со мной»
Перевод
Пришлите денег. Я скучаю
По Вашим кудрям озорным.
Мы так прекрасно прошлым маем…
По площадям и мостовым,
Гуляли вместе по Парижу,
В незабываемом турне.
Вы прижимались ко мне близко,
И как заправские туристы,
Кидали мелочь шансонье.
И вот давно как мы расстались.
Угасло счастье, осень, дождь.
Хандра холодными ночами,
В душе моей рождает дрожь.
Все так темно и одиноко
И пусто, будто бы на дне.
Сижу я в омуте глубоком
И заперт в страшной западне.
Прошу, пришлите хоть немного.
Пусть хватит мне лишь на билет.
Приеду к Вам и так, с порога
Вручу мной сложенный букет.
Отдам Вам сердце без остатка,
И приложу тепло души.
И будет вместе нам так сладко…
У нас родятся малыши.
Я сам устроюсь на работу,
Буду пахать, сверлить, паять.
А может и открою что-то,
Да так, что будут награждать.
На премию дадут машину,
И дачу тоже, как не взять.
Не будет лучшего мужчины,
И мы махнем в Париж опять.
Ну хоть немного мне пришлите,
Ну что Вам жалко? Нет уж слов.
Мне так здесь трудно, Вы поймите.
Страдать и думать про любовь.
Хотелось рядом хоть немного -
Побыть, почувствовать, пожить.
Быть может нам одна дорога,
И нам пора уж приступить.
А Вы молчите и молчите,
Смеются в банке надо мной.
Не в деньгах счастье…не судите.
Могу Вас сделать я родной.
Вы только перевод отправьте,
А дальше будет…ого-ого!
Приеду и скажу Вам «Здрасте!»
И все случится как в кино.
Казнь
Он в обрубок ноги, помолился богам шепеляво.
Не долго осталось
Он будет казнен.
Этот подлый преступник.
Тот кивок головой.
Был исполнен с величием, достойным венца императора
Надменному центуриону из Третье центурии
Даже не стоил и старой базарной тетдрахмы.
Червь же, ничтожный мятежник,
Безумный от спеси, хвалился
Что Рим на колени падет,
Как хлеб только встанет в полях
Для нынешней жатвы.
Горбач же получше, сметливей,
Чем мрачный вчерашний нубиец.
Тот долго возился с веревками
И доносили, болтал про девиц прокуратора
Всякую мерзость.
Что дескать они кривоногие и ночью ложатся с рабами.
Плети,
Попробует завтра за это.
Грек же,
Хорошо, хорош он.
Циклопы не могут так руки умело рубить
И кожу снимать, чтобы громче кричали,
Эти бунтовщики.
Пожалуй, пришлю ему женщину
На грубые нары в подвале.
Пускай развлечется.
***
Луна посеребрила ранний снег,
Околицу и спящий ближний лес.
Тропа к колодцу видная едва,
Такая тишина.
Покой разлит окрест.
Мороз рисует арабески на стекле.
И только книга о цветах в твоей руке.
***
Мою печаль забрали ночью травы,
Луна нагая скрыла, в тучах грусть.
Забытый бог оставшейся дубравы
Глядит с усмешкой. Я целую твою грудь.
***
Мудрец сказал: «Забудь ее, иди один вперед.
Тебе не нужно это все и время так ведет.
Пускай твоя весна цветет и кружит и поет,
Не возвращайся никогда, тебя никто не ждет»
Так он сказал и посох взял, поднялся тяжело.
И взор невидящий его искал мое лицо.
Я видел долго, как он шел, на ощупь, мимо стен.
И солнце из-за спящих крыш являло новый день.
Не принял слов его, к чему мне эта тяжесть лет?
Он прожил долго, ну а мне достался целый свет.
И что узнал – он мне сказал, поведал, в меру сил.
День поднимался ярко, вверх, а он все уходил.
И так расстались мы навек, что стало с ним – не знаю.
Но ряд его суровых слов, храню, не забываю.
Когда иду опять иду я к ней и город еще спит,
Несу нарциссы, звездный свет и сердце так стучит.
Пусть горы обратятся в пыль, и пусть пройдут века.
Живи как можешь, не проси совет у старика.
***
Пойти ли в ванну, или не пойти?
Так размышляла женщина с улыбкой.
Она подняла вверх диван,
Вместе с котом и мужем культуристом,
Остановила время на часах,
И тем спасла реактор атомный от взрыва.
Взглянула в зеркало, там где должно быть ох и рядом ах.
И на маньяка под подъездом гирю уронила.
Так, мимоходом, не спеша, свернула шею урагану.
Теперь уж можно, вот сейчас она идет прямо в нирвану.
Взяла халат и путь ее свободен и открыт.
Пусть будет теплая вода,
Шампуней избранных и мыло нежное щекочет.
Пусть будет все всегда и так, как это женщина захочет.
Ностальгия
Осенняя тоска ольхового дыханья,
То лазурится, то вонзает в высь,
Озерное немое ожидание,
В волне осоковых ресниц.
Распахнута пустеющая даль,
Звенящему полету расставания,
Туманами отмерена печаль,
В овражистых изгибах расстояния.
С полей, стреляющих и гулких, волоча,
Кленовое крыло, избрызганное кровью,
Неумирающий поющий Гамаюн,
Сияет песню, смешанную с болью.
Один и тот же запах у клейма,
Всегда поверженные человечьи души,
Везде один и одинокий Гамаюн,
Льет веру в пустотою заткнутые уши.
Накалываясь на иглистый мелкий дождь,
Срывается намокший ржавый лист,
А песня выше и пронзенная насквозь,
Душа кричит.
И замолкает плач кандальных брызг.