Избранные стихи

Декабрь снега наметает и жмется к зеленой елке.

И так продвигаются годы, и время уходит в пространство.

Мы встретимся вновь, и тогда, – достанется нам постоянство.

Двое

Джульетта пьет на кухне чай,

А  Ромео  точит деталь.

Он знает что делать,

Она  его нет,

Из радио льется

Печаль.

Десять тысяч воинов  в поле лежат, отбросив мечи и щиты.

Джульетта, молча, смотрит в окно, а Ромео –  ищет ключи.

Правильное солнце садиться за дом,

И оттуда все так же встает,

Ромео читает газету,

Джульетта  на работу

Идет.

Десять тысяч воинов  в поле лежат, отбросив мечи и щиты.

Джульетта снимает сухо белье, а Ромео  – стальные  винты.

Они  видят всю ту же луну,

 Занявшую  соседнюю крышу.

Каждый может  что-то  сказать,

Но друг друга они

Не услышат.

Десять тысяч воинов  в поле лежат, отбросив мечи и щиты.

Джульетта берет как обычно сама, а Ромео –  в аптеке бинты.

Никто из них никогда не умрет,

Ни от яда и ни от клинка,

Джульетта  как прежде

Молчит и ждет,

Ромео  не помнит

Лица.

Десять тысяч воинов  в поле лежат,

Отбросив мечи и щиты.

Десять тысяч  выпили   чащу войны

И глаза их навеки пусты.

Все и один могли бы сказать,

Как двум остаться вдвоем.

Поле мертво.

Ворон и лис  склонились над ручьем.

Летучий Голландец

От страха круглые глаза

Прожекторов,

Испуганно пялятся в твой

Дырявый остов.

В тебя тычут пальцем,

Пряча в трюмах свой страх.

А потом сто раз топят,

В заплеванных  кабаках.

И бегут они на всех узлах

Прочь.

Если что случиться  –

Не придут помочь.

Хоть ты ждешь этой помощи

Четыреста лет.

Но им страшен твой

Дырявый скелет.

Как бельмо океана

Маячишь ты.

И закрыты  наглухо для тебя

Все порты.

Наказания тянешь положенный

Срок.

Но конца ему нет, и ты –

Одинок.

Ведь никто не хочет понять

Тоски.

Умирающей  голландской  сосновой

Доски.

Гражданин Каин

"Как! Ты знаешь, что мыслю я ?"

"Каин" Джордж Гордон Байрон

В коммуналке конечно, без лишнего лишние,

А тут этот еще вернулся из "зоны".

Мы конечно, не божие, тоже ведь- грешные,

Но и то, уважаем, читаем законы.

А ему-то водяра раз стукнула в голову,

Брат попался и ляпнул, и крепкое.

А он даже не глянул, вмазал как в сторону.

Вогнал нож в грудь, не видно и лезвие.

Все угрюмится, все-то вокруг озирается,

Как бы рядом конвой напускает собак.

Сам быкастый, а словно все время шатается.

А кто сзади стоит, за спиной – это враг.

Воду льет на полы. И при свете всю ночь.

Будто зверь, будто зверь одичалый в капкане скулит.

Исподлобья и низко, как глянет…

Точь – в – точь, -

Волк. Лишь паспорт в кармане и чаще молчит.

Напоследок рехнулся: в детдому хотел,

Пацана себе взять, Слава Богу не дали.

Нам своих-то девать… А когда б заболел…

За детей уж никто не пропишет медали.

А повесился просто, – крючок в потолке.

Табуретку подставил. Веревку на шею.

Из вещей ничего. Четвертак в пиджаке.

Помню утром кричал: "Ничего не имею!"

Опечатали комнату. Пока новый хозяин,

Не заявится. Тоже какой-нибудь фрукт.

Надоел, хуже смерти, этот чертовый Каин.

Поживут как скоты и дверь не запрут.

Бегунец

Гришка Отрепьев спер завтрашний хлеб,

И у ключника три деньга.

Вытащил нож и убил петуха,

Пролилась красной кровью заря.

Пусть дураки и поют акафист,

Да стучатся лбом о полы.

Он не такой, он же лучше их всех.

И уходит с утра в цари.

Верно шепнул ему кое-кто-

Хоть он не видел лица.

Нужно границу скорее пройти

Да вытащить тень мертвеца.

Только бы сейчас не погнался никто,

Не сбили как птицу на взлете.

Грозным воителем вторгнется он,

Чтобы править в великом почете.

Видит себя среди бледных бояр,

Он им еще не попустит.

Чернь внемлет слову младого царя…

Завтра он квасит капусту.

Гришка проснулся. Монахи храпят,

Сырость, проклятая сырость.

Скоро вставать. И на службу идти.

Что же ему там приснилось?

Москва -Белорусская

0932-22…

Я набираю этот знакомый номер по коду,

Всего горсть цифр и дрожь замерзших пальцев,

Отдается в проводах сквозь стылую зимнюю воду,

Замыкающих треском ходьбу электронных скитальцев.

4-07-12…

В набухшем от шарканья и гула позднем вокзале,

Жду нежданный продрогший московский патруль, -

Не придет. Мое время сейчас, я же в самом, самом начале,

Только-только в линии нащупал через сухие гуу-

Дки.

4-07-12…4-07-12…

Я тебе скажу, обветренными под конвоем губами, губами,

Это слово, снова, как в первый, помнишь , неуверенный раз,

Моя нежная звездочка, с серой дымкой глазами,

Бесконечность наивных от ласки, лебединых фраз.

4-07-12…4-07-12…

Задыхаюсь любимая, слышишь, на живом человеческом сердце,

Знаешь, кроме, кроме веры в тебя, ничего, ничего больше нет.

Я устал выживать в одиночной каменной клетке,

Хотят кто-то твердит про счастливый бронежилет

От рожденья.

4-07-12…4-07-12… 4-07-12…4-07-12…

Я проврусь, я прорвусь, я прорвусь !

На заветную ниточку моей телефонной надежды.

Я скажу тебе лишь, как озябшую на перроне грусть,

Не возьмет патруль с задержанием на форму одежды.

4-07-12…4-07-12… 4-07-12…4-07-12…

Алло! Алло!

Позовите, пожалуйста Инну со второго....

***

Целую плечи, чуть касаясь нежности груди

Ты улыбаешься.

И в мир для нас двоих пришла

И растеклась блаженная истома.

Какой был бал вчера.

Нам все равно,сегодня все совсем иначе.

Я слушаю как бьется твое сердце.

Мне больше ничего не нужно.

Бургундское в бокалах.