Избранные стихотворения

Николай Болдырев-Северский Избранные стихотворения

* * *

Я возвращаюсь в потаённость…

Из книги «Мост» (2013)

* * *

Душа пуста, хотя простор ликует.

И Волга чистая свой начинает путь.

И небо воду пьет, и день бликует.

Но хочется забыться и заснуть.

В монастыре лежать над всей землею

и чувствовать совсем иной простор.

Не тот, где ласточки летают над золою

сгоревших чувств и потускневших гор.

Совсем иной простор, о правый Боже!

Должна же быть иная в мире вязь,

иная сладость звука, взгляда, кожи,

где нет всей этой вязкой тяжкой дрожи,

но есть вне всех сует самих эонов связь.

(Старица, левый берег Волги, 12 августа 2010)

* * *

Спектакли страсти и таланта

природа в нас творит спонтанно.

Так грезят волны неустанно.

Так неустанно бьют куранты.

И только святости причина

не из природного истока.

Ее ключи лежат глубоко.

За цепью гор – ее кручина,

что нас уводит дальше слова

и дальше тел и страсти знанья.

Там оставляют нас признанья.

Там новая в нас ждет основа.

* * *

Еще чуть-чуть пошевелим крылами,

еще чуть-чуть цветы потрогаем рукой,

потом взлетим над деревами

и ощутим такой покой…

Но защемит вдруг боль тоски по краю песен,

по речке недолюбленной в утайных берегах.

И ворот новой жизни станет тяжко-тесен,

и ты уснешь в слезах.

Когда проснешься поутру ты этою рекою,

всё встанет на свои места.

Ты будешь в центре течь великого покоя,

чья музыка – с листа.

* * *

Что было – разве ж навсегда исчезло?

Не перервать тот звук, что не звенит.

Могущественна дней пустынных бездна.

Мощней столпов и гор невидимый гранит.

Есть чистота вдали от достижений,

от жадных перекрестков и дорог.

Есть близость без объятий и сближений.

Как книги есть без суицида строк.

Есть песня, чей полет мощнее ритма.

Есть голос, чью гортань нам не сыскать.

Есть бытие – не битва, не молитва:

в нас Позабытое желает сновать стать.

* * *

И все же лучшее в тебе -

во мгле рождается, во мраке,

среди полей и ковылей.

Ты предрассветный пил елей

в едва накинутой рубахе

на крошечном на островке

среди реки тишайше-донной.

О полоумный лес бессонный,

пескарь, живущий на песке!..

Ты весь дрожал. В раю? В тоске?

Когда продлишь ты этот миф

до страсти в сердце безнадежной,

ты станешь особью берложной,

глубины горя полюбив,

где мощь реки поет мотив

всей сути жизни осторожной.

* * *

Как сад мой мал!

И в самом деле:

как тихо облако сознанья,

как медленны его рецепты

и как бескрайни те пучины,

куда ввергает нас страница

любая, автора любого.

Когда бы даже он не гений,

а просто маленькая птичка,

в которой звезды блещут странно;

всё страшно в путь пуститься ночью.

Ведь сад мой будет без вниманья,

а в бесконечности нет смысла.

Я должен медленно и точно

следить за почками и цветом,

за желтизной и сорняками

и за пейзажем спелой сливы.

Здесь каждый день потоки сутей

меня пытаются развеять.

Ведь облако – мое сознанье.

* * *

Мы тело не возьмем с собой.

Оно останется и, глиняное, сгинет.

На нас иное веянье нахлынет,

и мы уйдем в иного моря бой.

Лишь тело называем мы судьбой.

Печальное, оно совсем не знает,

где нас оставит и куда доставит.

Но что-то в нас его тихонько славит

за кроткое истаиванье жил.

Я в дрожи внетелесной тихо жил.

И в этом промежутке все успехи,

укромные, чуть слышимые вехи.

Расстаться с телом надо не спеша.

Оно уходит в каждой ночи молчи.

Телесное дыханье тем короче,

чем глубже забирается душа.

* * *

Какое в снах благоговенье!

Я помню, пайву нес с брусникой.

Из книг отцовских дуновенье

дышало темной сагой лика.

И лес уральский, где морошка

и мох, что пахнет первобытно,

сливались с парковой дорожкой,

где мысль веков дышала скрытно.

* * *

Где вотчина для берега и края?

Вот кто-то в землю сник.

Мы разве исчезаем, умирая,

А не меняем лик?

Мы краем движемся и чуем кромку,

Наш осторожен шаг,

Уже заметивший в цветах поземку,

С ума сводящий, новенький сквозняк.

Где вотчина, что, мнилось, может сбыться?

Ты сам – как забытьё

Чего-то бесконечно важного, что будет длиться

В отсутствие твоё.

* * *

Увидел прозелень Сиены

меж серебристых облаков.

Ландшафт уральских берегов -

как россыпь дымчатой морены,

волхвующей нам о вселенной,

пролившейся со дна веков.

А рядом с прозеленью – синь

мгновенных озерков меж пены.

То фрески древние: раздвинь

пространство глаз, убравши стены.

Взойди на улочки Сиены,

покуда длится солнца стынь

и сумерки к нам входят в вены.

Ведь щель между мирами – ты.

* * *

Сколь уникален день и эта ночь – бессонно-уникальна.

И все же есть в них то, что повторимо.

Волна поет и рушится о камень;

поет закат и звездный смерч непостижимо.

Нить неизменна в нас как ствол сосны ревущей.

Мы созреваем медленней, чем наши мысли.

И каждый новый дождь в нас глубже ищет мощи;

и все же это тот же дождь, покуда мы не вышли.

В нас неизменны сны, которым нет ответа,

где таинство пещеры и друзей глубинных.

И зыбится все то же в жилах детства лето,

и горе матери все так же жжет молебно и судьбинно.

* * *

Мне говорила мама, чуть скорбя:

жалеет ли она тебя?

Недоуменно я ворчал: меня жалеть?

я от любви желаю ошалеть!..

Однако всех желанных, неспроста,

мы так жалеем – после, у холста

иль у ночного сонного моста,