13 августа 1960 г. некий Д., будучи в нетрезвом состоянии, около 24 часов по ошибке влез через окно в дом С, полагая, что это дом его знакомой Ш. С, также находившийся в нетрезвом состоянии, принял Д. за вора и стал его избивать, нанеся ему несколько ударов деревянной подставкой для цветов. От полученных повреждений Д. скончался. Минский областной суд осудил С. по ч. I ст. 214 УК БССР 1928 г. (умышленное убийство без отягчающих обстоятельств) к 10 годам лишения свободы. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда БССР изменила приговор, переквалифицировав действия С. по ст. 216 УК БССР (убийство при превышении пределов необходимой обороны) и сократив назначенный срок лишения свободы до двух лет. Пленум Верховного Суда БССР отменил приговор областного суда и определение судебной коллегии и прекратил его за отсутствием в действиях С. состава преступления, признав, что С. действовал в состоянии необходимой обороны и не превысил ее пределов. По протесту Генерального Прокурора СССР Пленум Верховного Суда СССР отменил постановление Пленума Верховного Суда БССР, признав правильной квалификацию действий С. по ст. 216 УК БССР.
Генеральный Прокурор СССР и Пленум Верховного Суда СССР исходили при этом из следующих соображений. Принимая во внимание конкретную обстановку, С. имел все основания полагать, что к нему в дом забрался преступник. Здесь не было и состояния мнимой обороны, так как Д. первым ударил С. рукой по лицу, что дало последнему реальные основания обороняться. Однако из материалов дела видно, что С. стал наносить Д. удары по голове тупым предметом в тот момент, когда потерпевший лежал на полу и уже фактически не только не представлял угрозы, но даже не мог сопротивляться. Кроме того, свидетели, прибежавшие на шум, требовали, чтобы С. прекратил избиение Д. Вместе с тем нельзя согласиться с мнением Генерального Прокурора СССР и Пленума Верховного Суда СССР, что в данном случае имело место превышение пределов необходимой обороны. Поскольку посягательство со стороны Д. окончилось и это было вполне ясно для С, так как Д. лежал на полу и даже не мог сопротивляться, все последующие действия С, связанные с убийством Д., являлись по существу либо актом самочинной расправы, либо, в лучшем случае, объяснялись состоянием физиологического аффекта, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, но отнюдь не являлись превышением пределов необходимой обороны[903]
.В тех случаях, когда человек не сознает, что посягательства еще нет или что оно фактически уже закончилось, а ошибочно предполагает его наличие и причиняет вред, налицо будет мнимая оборона. Именно один из таких случаев имел в виду Пленум Верховного Суда СССР, указывая в своем руководящем постановлении № 8 от 23 октября 1986 г. на случаи, когда акт самозащиты последовал непосредственно за актом хотя бы и оконченного нападения, «но по обстоятельствам дела для обороняющегося не был ясен момент окончания нападения»[904]
. Пленум только неправильно отнес подобные случаи к необходимой обороне.Неудачным представляется и указание Пленума Верховного Суда СССР о том, что «в тех случаях, когда при мнимой обороне лицо причинило потерпевшему вред, явно превышающий пределы допустимого вреда в условиях соответствующего реального нападения, оно подлежит ответственности как за превышение пределов необходимой обороны»[905]
. Там, где есть мнимая оборона, естественно, нет и не может быть превышения пределов необходимой обороны, ибо, где есть мнимая оборона, там нет необходимой обороны. Как справедливо отметил Н. Н. Паше-Озерский, «понятия „мнимая оборона“ и „превышение пределов необходимой обороны“ взаимно друг друга исключают»[906]. Причинение вреда при мнимой обороне должно рассматриваться на основе общих правил о влиянии фактической ошибки на уголовную ответственность.Точно так же должен решаться вопрос об ответственности и в тех случаях, когда добросовестно заблуждавшееся лицо причиняет мнимо посягающему лицу такой вред, что, если бы посягательство было наличным, а не мнимым, имелось бы превышение пределов необходимой обороны. Здесь налицо будет вовсе не превышение пределов необходимой обороны, а фактическая ошибка.
В законе ничего не сказано о субъективной стороне преступлений (в том числе и убийств), совершаемых в результате превышения пределов необходимой обороны. В юридической литературе этот вопрос является спорным, единства мнений по нему пока еще не достигнуто.
Одни авторы считают, что составы преступлений (в том числе и состав убийства), явившихся результатом превышения пределов необходимой обороны, предполагают лишь умышленную вину[907]
. Другие, наоборот, убеждены, что при совершении этих преступлений возможна только неосторожная вина[908]. Наконец, третьи считают возможным совершение преступлений при превышении пределов необходимой обороны как с умыслом, так и по неосторожности[909].