Избранные труды

Жительница г. Георгиевска Ставропольского края 22-летняя Татьяна У. подверглась преследованиям со стороны знакомого ей местного жителя Дмитрия Ш., который, несмотря на то, что был женат, настойчиво предлагал ей стать его любовницей, но неизменно получал отказ. Однажды, когда девушка поздно вечером возвращалась от подруги домой через парк, выследивший ее Ш. напал на нее и, заявив, что терпение у него на исходе и он силой ею овладеет, потащил У. к столику летнего кафе, уже закрытому в то время. Девушке удалось вырваться, она схватила лежавшую поблизости палку и ударила ею Ш. по шее. Тот в ответ вырвал из ее рук палку и со всего размаху ударил У. по лицу и по голове. От полученных ударов девушка упала на столик. В этот момент она увидела на краю стола кем-то забытый нож (видимо, им незадолго до описываемых событий резали продукты). Чтобы утихомирить насильника, она схватила этот нож и замахнулась им. Но Ш. вырвал у нее нож, а второй рукой удерживал ее за одежду. Девушка еще раз увернулась и побежала к дороге. Рассвирепевший Ш. догнал ее и сбил с ног. Началась борьба, в процессе которой У. нанесла Ш. удар ногой в колено, после чего она сдавила его запястье, вырвала нож и ударила им в левую часть груди Ш. После этого она нанесла ему еще 14 ножевых ранений в области шеи, груди, рук. Когда Ш. перестал сопротивляться, повалился на землю и захрипел, У., находившаяся в состоянии крайнего возбуждения, понемногу пришла в себя и побежала к подруге домой. Через некоторое время Ш. от полученных ранений скончался.

Органы предварительного следствия и Георгиевский городской суд квалифицировали действия Татьяны У. по ч. 1 ст. 105 УК РФ (убийство из мести за попытку изнасилования). Она была приговорена к семи годам лишения свободы[1299].

Мы полагаем, что в данном случае имела место грубейшая судебная ошибка. Суд исходил, по-видимому, из того, что в момент, когда У. завладела ножом и нанесла первый удар в область грудной клетки Ш., посягательство с его стороны закончилось и в дальнейшем применении ножа не было необходимости. Дальнейшие ее действия якобы уже не преследовали цель обороны, а представляли собой обусловленный мотивом мести за противоправное нападение акт самочинной расправы.

Суд при этом не учел ряд указаний Пленума Верховного Суда СССР. Очевидно, во-первых, что для У. не был ясен момент окончания посягательства со стороны Ш. Слишком высока была его интенсивность. К тому же, как указал Пленум, «переход оружия или других предметов, использованных при нападении, от посягавшего к обороняющемуся сам по себе не может свидетельствовать об окончании посягательства»[1300]. Право на оборону не отпадает до тех пор, пока обстановка посягательства не свидетельствует о явном его окончании. В тех случаях, когда обороняющийся с учетом ситуации обоснованно полагает, что посягательство лишь приостановилось и может возобновиться в любой момент, право обороны продолжает существовать[1301].

Во-вторых, в соответствии с упомянутым постановлением Пленума, даже «если вред причинен после того, как посягательство было предотвращено или окончено и в применении средств защиты явно отпала необходимость… в целях правильной юридической оценки таких действий подсудимого суды с учетом всей обстановки происшествия должны выяснять, не совершены ли им эти действия в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного общественно опасным посягательством»[1302]. Нет никаких сомнений, что в момент отражения дерзкого нападения со стороны Ш., У. находилась в состоянии аффекта, которое могло помешать правильному восприятию ситуации[1303]. Об этом с очевидностью свидетельствуют материалы дела.

Дела подобного рода не так уж редко встречаются в правоприменительной практике. И здесь использование упомянутых рекомендаций Пленума Верховного Суда является совершенно необходимым.

По большому же счету здесь мы часто сталкиваемся с ситуацией, когда правомерная необходимая оборона трансформируется, перерастает в мнимую оборону. В специальной литературе такая постановка вопроса практически еще не встречалась[1304]. Анализ же правоприменительной практики свидетельствует о том, что эту проблему пора незамедлительно решать. Слишком много стоит за этим несправедливо погубленных людских судеб.