Избранные труды

Непоследователен в рассматриваемом вопросе и профессор Я. М. Калашник. Объявив в своем учебнике несостоятельными всякого рода попытки усматривать при обычном (хотя бы и глубоком) алкогольном опьянении наличие медицинского и юридического критериев невменяемости[1394], он два года спустя пишет буквально следующее:

«При глубоком опьянении могут наступить выраженные расстройства сознания в форме его помрачения и спутанности. Глубоко опьяневший может плохо ориентироваться в месте, времени и окружающем, он не всегда правильно понимает, что ему говорят, отвечает невпопад, речь его становится бессвязной, малопонятной и бессмысленной, поступки неправильными и маломотивированными. В более поздних стадиях может наступить замедление движения и даже коматозное состояние. Поэтому трудно при глубокой степени опьянения отрицать возможность утраты способности опьяневшего руководить своими действиями, управлять своим поведением, производить какие-либо осмысленные и целесообразные поступки. Малоубедительными поэтому являются попытки отрицать при глубоких степенях опьянения наличие юридического критерия невменяемости.

…Соглашаясь в принципе с тем, что даже глубокое алкогольное опьянение нельзя рассматривать как болезнь или психоз, вместе с тем нельзя отрицать и то, что глубокое опьянение может сопровождаться столь же глубокими нарушениями психики, вплоть до расстройств сознания»[1395].

Полагаем, что комментарии излишни.

Среди юристов подобное воздействие алкоголя на организм человека пытается отрицать В. С. Орлов, указывающий, что «в состоянии физиологического опьянения… у человека сохраняется относительно нормальный контакт с внешним миром», при этом «человек в достаточной мере улавливает изменения, происходящие в окружающей среде, и соответствующим образом реагирует на это, изменяя свое поведение»[1396]. Однако и он вынужден, в конце концов, признать, что иногда в состоянии физиологического опьянения человек, совершивший преступление, действительно не может «ориентироваться в окружающей обстановке и сознавать свое поведение»[1397].

Упрощают рассматриваемый вопрос Ю. П. Касаткин и А. М. Яковлев. По мнению Ю. П. Касаткина, может иметь место «либо опьянение обычное, тогда нет патологических изменений в психике», либо патологические изменения в психике как результат патологического опьянения[1398]. Практически это означает либо противоречащее данным психиатрии отрицание того, что в состоянии глубокого физиологического опьянения лицо может утратить способность сознавать значение своих действий и руководить ими, либо противоречащее закону и данным психиатрии признание подобных случаев патологическим опьянением и освобождение от ответственности. К последнему склоняется А. М. Яковлев[1399].

А между тем, «патологическое и простое опьянение по клиническим проявлениям представляют качественно совершенно различные явления, и между ними нет промежуточных состояний. Патологическое опьянение нельзя рассматривать как более выраженное простое алкогольное опьянение»[1400]. Точка зрения Ю. П. Касаткина и А. М. Яковлева противоречит данным психиатрической науки о природе патологического опьянения.

При решении вопроса о том, что же является субъективным основанием ответственности за совершение общественно опасного посягательства в состоянии полного опьянения, ряд авторов, признавая в таких случаях наличие юридического критерия невменяемости, указывают на отсутствие медицинского критерия невменяемости и потому считают вменяемыми и ответственными лиц, не могущих отдавать себе отчет в своих действиях или руководить своими поступками[1401]. Это – явная натяжка. Глубокое поражение важнейших психических функций при полном опьянении, несомненно, входит в понятие «временного расстройства душевной деятельности», которое закон использует в качестве медицинского критерия невменяемости[1402]. «Опьянение есть острое психическое расстройство», – указывал доктор Б. С. Ковганкин[1403]. А знаменитый психиатр, профессор С. С. Корсаков писал: «В каждом состоянии опьянения врач должен видеть ненормальное состояние мозговой деятельности»[1404].