Избранные труды по теории искусства в 2 томах. Том. 1

Обитатели большой секции треугольника никогда самостоятельно не решали вопросов; их всегда тащили в повозке человечества жертвующие собою ближние, стоящие духовно выше их. Поэтому им ничего неизвестно о том, что значит тащить повозку, — они наблюдали это всегда с большого расстояния. Поэтому они думают, что тащить ее очень легко. Они верят в безупречные рецепты и в безошибочно действующие средства.

Следующая, более низкая, секция вслепую подтягивается упомянутой выше секцией на эту высоту. Но она все же еще крепко держится на старом месте, сопротивляется, опасаясь попасть в неизвестное, чтобы не оказаться обманутой.

Более высокие секции не только слепо атеистичны в отношении религии, но могут обосновать свое безбожие чужими словами, — например, недостойной ученого фразой Вирхова: «Вскрыл я множество трупов, а души при этом нигде не обнаружил»[395]. Политически они чаще бывают республиканцами; им знакомы различные парламентские обычаи: они читают политические передовицы в газетах. Экономически они являются социалистами различных нюансов и могут подкреплять свои «убеждения» многими цитатами (начиная от «Эммы» Швейцера, до «Железного закона» Лассаля, «Капитала» Маркса и еще многих других)[396].

В этих более высоких секциях постепенно являются и другие рубрики, которых не было в только что описанных: это наука и искусство, а также литература и музыка. В научном отношении эти люди — позитивисты. Они признают только то, что может быть взвешено и измерено. Остальное они считают той же вредной чепухой, какой они вчера считали «доказанные» сегодня теории.

В искусстве они натуралисты. Они признают и ценят личность, индивидуальность и темперамент художника, но только до известной границы, проведенной другими, и в эту границу поэтому непоколебимо верят.

Приложение № 5б

Приложение № 5б. Текст в русской версии 1914 г. (А), сохранившейся начиная с середины первой фразы, со слов «крепкого океанского парохода».

Несмотря на, по-видимому, большой порядок, надежность и непогрешимые принципы, в этих высших секциях все же можно найти скрытый страх, смятение, шаткость и неуверенность, как это бывает в головах пассажиров большого крепкого океанского парохода, когда в открытом море, при исчезающей в туманах твердой почве начинают громоздиться черные тучи и мрачный ветер творит из воды черные горы. А происходит это благодаря образованности. Здесь известно, что сегодня прославляемый ученый, политик, художник еще только вчера был высмеянным, недостойным серьезного взгляда карьеристом, обманщиком, мазилкой.

И, чем выше, тем виднее выступают своими острыми углами в духовном треугольнике страх и ненадежность[397].

Во-первых, там и здесь попадаются глаза, способные по-своему видеть, головы, которым не чужды сопоставления. Такими качествами одаренные люди спрашивают себя: если эта истина от третьего дня была отринута вчерашней, а вчерашняя в свою очередь сегодняшней — то не является ли при известных обстоятельствах возможным, что сегодняшняя истина будет отринута завтрашней. И наиболее смелые отвечают: «Это не может быть выключено из области возможностей».

Во-вторых, попадаются глаза, способные видеть то, что нынешней наукой «еще не объяснено». Подобными глазами одаренные люди спрашивают себя: будет ли в состоянии наука тем путем, по которому она уже давно привыкла двигаться, прийти к разрешению данных загадок? И если да, то найдутся ли достаточные основания для веры в правильность этого разрешения?

В этих же отделениях находятся и специалисты — ученые, которые помнят, как были приняты академиями теперь теми же академиями установленные факты. Здесь же находятся и теоретики искусства, пишущие полные значения и глубокомысленные книги об искусстве, которое вчера было делом вздорным. При помощи этих книг они убирают старые границы, через которые искусство давно перешагнуло, и водружают новые, которые призваны оставаться на этом новом месте непоколебимо на все времена. Отдаваясь этому занятию, они не замечают, что они строят свои границы не впереди искусства, а позади него; если они завтра это заметят, то они напишут новые книги и неспешно перенесут свои границы на новое место. И это занятие будет неизменно продолжаться до тех пор, пока люди не увидят, что внешний принцип искусства может быть верным только для прошлого и никогда для будущего. Принципиальная теория дальнейшего пути, лежащего в области нематериального, невозможна. Материально еще не существующее не может кристаллизоваться. Дух, ведущий в царство завтрашнего дня, может быть познан только чувством или интуитивным провидением скрытого закона будущей теории[398] (чему путем служит дарование художника). Теория же дедуктивная есть фонарь, которым освещаются кристаллизованные вчерашнего дня и за вчерашним днем лежащие формы (см. об этом подробнее в главе VII, Теория).