Аналогичные соображения должны быть высказаны и относительно изменений преступности. Субъективное отношение людей к различным социальным ценностям лишь частично определяет содержание законодательного понятия преступности. В основном оно также производно от реальности опасного поведения, причины которого носят социальный характер.
Глухие же намеки Р. Квинни на «тоталитарное общество» неясны, ибо в истории человечества были диктатуры монархические, фашистские, но уровень преступности был в них гораздо выше, чем не в тоталитарных государствах.
Но, пожалуй, самое неожиданное, что нью-йоркский профессор берет в соавторы К. Маркса. Цитируя положение из «Теорий прибавочной стоимости» о том, что преступник производит не только преступление, но и уголовный закон, профессоров уголовного права, учебники уголовного права, способствует развитию таких отраслей промышленности, как производство замков и т. д., Р. Квинни пытается доказать, будто К. Маркс писал о полезности преступности.
В действительности К. Маркс остро критикует точку зрения о производительности всех без исключения профессий, в том числе и преступных. Приведя положение Рошера о том, что преступник производит и профессора, читающего курс уголовного права, и его лекции, К. Маркс пишет: «Этим достигается-де увеличение национального богатства, не говоря уже о том личном наслаждении, которое рукопись… господина профессора Рошера… доставляет самому автору… могли ли бы без них возникнуть сами нации?»[1210]
.Далее автор «Капитала» отмечает неоригинальность суждений Рошера, ибо о полезности морального зла писал уже Мандевиль в «Басне о пчелах». «Только Мандевиль, – отмечает К. Маркс, – был, разумеется, бесконечно смелее и честнее проникнутых филистерским духом апологетов буржуазного общества»[1211]
.Субъективный идеализм, внеисторизм и внеклассовость отражают в буржуазной концепции преступности антагонизм империалистического и социалистического правовых воззрений. Борьба же антилегалистского (отрицание правового признака преступности и понимание ее как отклоняющегося поведения) с легалистским (признание преступностью только совокупность уголовно наказуемых деяний) понятием преступности отражает противоречие внутри самой буржуазной правовой идеологии. Поэтому позиции обеих дискутирующих сторон в равной мере грешат непоследовательностью, устранить которую, однако, в рамках буржуазной науки невозможно.
Суть дискуссии, о которой частично говорилось в главе о предмете криминологии, сводится к следующему. Большая часть криминологов социологического и все криминологи биосоциологического направления считают, что преступность нельзя признавать совокупностью преступлений и уголовно-правовым явлением. Уголовные кодексы (имеются в виду буржуазные) охватывают далеко не все вредные поступки, совершенные в обществе. Не признаются преступлениями в своем большинстве «беловоротничковая» преступность, т. е. преступность буржуазии. Во многом остается безнаказанной организованная преступность. Не объявляются преступными антиобщественные акции тред-юнионов, церквей и других юридических лиц, опасные действия невменяемых и малолетних. Не преступны многочисленные аморальные проявления. Однако все эти действия наносят обществу ущерб, поэтому они должны стать предметом изучения криминологии. Дефиниция «преступления» заменяется более расплывчатым понятием «преступного поведения» или «вредоносным воздействием на социальные интересы». Понятие же преступности заменяется понятием «отклоняющегося поведения». Отклоняющимся признается любое поведение, отступающее от требований любых норм – правовых и неправовых, просоциальных и антисоциальных[1212]
.Английский профессор криминологии Уокер пишет, что преступление есть «поведение, нежелательное для народа»[1213]
. Преступным, по его мнению, может быть и невиновное поведение лица и акции юридических лиц, а наказанием любые санкции социальных общностей. Западногерманский криминолог Г. Кайзер считает преступностью «массовое социальное явление, приносящее вред»[1214]. Кому, каким классовым интересам этот вред причиняется, остается, разумеется, неизвестным.