Избраное

– Галина, можно? – Распахнулась дверь,

И появилась Эльза Вячеславна.

– Не спит малыш?

– Не спит.

– Ну вот и славно!

На, детка, зебру – презанятный зверь.

Одета гостья ярко и нарядно:

Шелка, сережки, кольца, кринолин…

Все бьет в глаза, все пестро, все нескладно.

Сама точь-в-точь как зебра иль павлин!

– Мы, Галочка, квартиру получаем.

Хлопот по горло: с мебелью беда!

То купим шкаф, то кресло прозеваем…

Вот все обставлю, приходи тогда.

– Что ж, как-нибудь визит такой устроим.

Сейчас же попрошу я вот о чем:

С полчасика побудь с моим героем,

Пока я отлучусь за молоком.

– Ах, я не прочь! Но тут меня тревожит

Боязнь: а вдруг чего недогляжу?

К тому же платье… Подызмяться может…

А впрочем, ладно, мчись, я посижу.

Она с надрывом что-то стала петь,

Потом младенцу показала рожки.

Но край пеленки, там, где были ножки,

Вдруг начал подозрительно влажнеть.

Авария! Что делать новой «маме»?

Она к кровати робко подошла

И пальцами с блестящими перстнями

Пеленки край брезгливо подняла.

Увидев незнакомое лицо,

А может статься, ощутив на теле

Чужой руки холодное кольцо,

Малыш заплакал горько в колыбели.

Он так сучил озябшими ногами,

Так громко плакал, стиснув кулачки,

Что временной и неумелой «маме»

Осталось лишь схватиться за виски.

Нет, где уж этой барыньке столичной,

Чья лишь в нарядах и живет душа,

Управиться с хозяйством непривычным –

Одеть и успокоить малыша?!

Но что это: мираж? Метаморфоза?

Сняв быстро брошь и положив в карман,

Она накидку цвета чайной розы

Швырнула вдруг, как тряпку, на диван.

Откуда эта быстрая сноровка?

Галина поразилась бы донельзя,

Увидев, как уверенно и ловко

Ее Сережку пеленает Эльза.

Но Эльзы нет здесь. Нету, право слово!

Нет дамы в ярких кольцах и наколках.

Есть просто Лиза – дочка горнового,

Девчонка из рабочего поселка.

Отец – в цеху, мать целый день стирала,

А старшая, вскочив еще спросонок,

Уже кормила, мыла, пеленала

Своих чумазых братьев и сестренок.

Но годы шли, и прошлое забылось.

Богатый муж… Безделье и шелка…

Когда она душою опустилась,

Теперь нельзя сказать наверняка.

Не в тот ли день и час, когда решила,

Что труд придуман только для мужей,

И весь свой пыл душевный посвятила

Кокетствам да наружности своей?

Ответить трудно. Только мир стал тесен.

Вся жизнь: прилавки, моды и кино.

Мурлыканье пустых, пошлейших песен…

И грустно, и противно, и смешно…

Но нынче звонкий, горький плач ребячий

На миг какой-то всю ее встряхнул,

Как будто в омут плесени стоячей

С размаху кто-то камень зашвырнул.

И разом точно встала тень былого:

Нет Эльзы в брошах, кольцах и наколках.

Есть просто Лиза – дочка горнового,

Девчонка из рабочего поселка.

Надолго ль это сердце встрепенется?

Ворвется ль в омут свежая струя?

Иль плесень снова медленно сомкнется?..

О том пока и сам не знаю я.