Избушка на краю омута

Раиса распустила волосы и посмотрела на себя в зеркало. Раньше смоляные волны, обрамлявшие лицо, ее очень красили. Но не теперь. С возрастом щеки обвисли, от носа к уголкам губ протянулись некрасивые складки. И хотя волосы ее были так же густы и красивы, она прятала их, скручивая в узел на затылке. Постаревшее лицо они не спасали, а наоборот, словно подчеркивали увядание. Давно бы остригла, если б не Ленька. Он ей не разрешал. Ленька был моложе на пятнадцать лет, и она не понимала, почему он вообще обратил на нее внимание. Молодой тридцатилетний парень — такие теперь были в селе большой редкостью: все старались уехать в город. А он остался. Устроился электриком. Зарплата маленькая, чуть больше, чем сама Раиса получает на почте. Но зато «левый» заработок есть, и немалый. Правда, платят не всегда деньгами. Дают, кто чем богат: молоко, мясо, мед, варенье. Он все берет. Добрый. И делает на совесть, от души: не только розетки-лампочки, а еще и гвоздь прибить может, дров наколоть, огород вскопать — в общем, на все руки мастер. Для Раисы, муж которой сам ничего делать не умел, да и не хотел, Ленька был просто палочкой-выручалочкой. Часто приходилось его приглашать. Однажды заработался парень у них допоздна, а идти в другой конец села. Он на велосипеде быстро бы добрался, а тут дождь… Ну, не выгонять же на улицу человека? Остался Ленька на ночь, и с тех пор закрутилось у них. Муж, тот ничего и не понял, а в селе-то сразу все узнали. У местных жителей нюх на такие вещи. Раиса по улице шла и чувствовала, как ее из каждого окна взглядами сверлят. А уж обсуждали-то как! Наверное, мозоли на языках повздувались! «Гляньте на нее, при живом-то муже любовника завела! Да кого! В сыновья ей годится!» — шептали вслед. Ну и что? Мужу донести все равно не осмелятся. А и скажут, ему, поди, все равно: давно ее не замечает, а если и смотрит, то будто на муху назойливую, случайно в дом залетевшую. Ему бы на диване лежать и в телевизор пялиться. Лодырь, присосался к ней, как пиявка. Живет на всем готовом, палец о палец не ударит. Ест да спит. И выпить любит — на ее, между прочим, денежки. Тоска, а не жизнь была у Раисы до Леньки, а теперь новыми красками заиграла. Любовь вспыхнула. Ленька такие слова ей говорил, каких она раньше в жизни не слышала. Теперь, когда красота ее поблекла и скукожилась, она вдруг ощутила себя любимой, как никогда прежде и щедро благодарила своего воздыхателя. Чуть не всю зарплату ему отдавала. Эх, были б деньги, уехала бы куда-нибудь из этого прокисшего села, улетела б вместе с Ленькой на море, на заграничный курорт, какие в рекламе по телевизору показывают! Забыла бы опостылевшего мужа и двуличных соседей, которые в глаза улыбаются, а повернись к ним спиной, и у них яд с языков капать начинает. Вот бы они с Ленькой зажили! Дорогие отели, пляжи, бары-рестораны… Сказка!

Раиса вдруг снова вспомнила письмо странного старика, прочитанное вслух Светкой, с которой они вместе на почте работали. Почему-то оно запомнилось ей — особенно те слова, что были звездочками отмечены. Интересно, зачем старик их так выделил? Уж неделя с тех пор прошла, а письмо из головы не выходит. Странное такое! Она снова повторила слова, выученные наизусть: «Ясно. Зной. Невмоготу. Аритмия. Юность где? Давно еле корячусь. Лечусь атварами. Думаю когда уже чтоли умру. Маленько асталось». Раиса запомнила даже ошибки, сделанные дедом в помеченных звездочками словах. Вдруг это неспроста? Похоже на ребус. Что-то в этом есть. Какой-то секрет, она подозревала. Было у нее шестое чувство, в которое она верила, как и у сестры ее старшей, Алевтины. Это у них наследственное. Но только по сравнению с сестринским даром Раисе лишь крохи достались — так, чуть сильнее развита интуиция, чем у обычных людей. Ничего сверхъестественного. А вот сестра, та прямо ясновидящая. Всегда все про всех знает, но никого не осуждает. Добренькая. Раиса ее недолюбливала: слишком уж правильная, просто святая. Рядом с нею она особенно остро ощущала собственное несовершенство, хотя та никогда ее ничем не попрекала, на путь истинный не наставляла и даже любовную интрижку с Ленькой не упомянула ни разу! Но глаза у нее, господи… Глянет, и душу щиплет, будто крапивой ожгло. Раиса и сама знает, что живет дрянной жизнью, неправильной. Дочку родила, да отказ в роддоме написала. А как растить дите, когда муж-инвалид на шее? И вообще, зачем они, дети? Смотрит Раиса, как другие бабы своим детям жизнь посвящают, последнее отдают, а те вырастают — и поминай, как звали. Оперятся да упорхнут, а они, матери, к тому времени старухи уже, никому не нужные, даже собственным мужьям, потому что пока все внимание и любовь детям отдавали, тем не доставалось ничего, и они отвыкли. Не надо им теперь ни любви, ни заботы. А кому надо, те в другом месте нашли. Так-то вот. Жизнь, однако, один раз дается. Раиса считала, что эту ценность не стоит разбазаривать. Но стоило глянуть Алевтине в глаза, и сразу начинали ее мучить мысли о собственной никчемности. Вроде, хорошая сестра, добрая, но Раиса избегала ее.