Читаем Избыточность опыта полностью

С одной стороны, Паточка считает нужным провести редукцию, чтобы выделенная Гуссерлем феноменальная сфера явления не сводилась к являющемуся и вследствие этого искажалась. Но Гуссерль делает следующий шаг: вместо того чтобы описывать поле явления, он проводит редукцию к имманенции: «Проблема, изначально сформулированная как проблема того, что феноменальная сфера не содержится в области реального и идеального, превращается теперь в проблему того, что вещи реально не содержатся в субъективной сфере переживаний»[53] (Patocka, 1991, 279). Тем самым Гуссерль пришел к тезису об универсальной корреляции между ноэзисом и ноэмой, корреляцией, которая парадоксальным образом разыгрывается исключительно в имманенции. В этой корреляции Паточка выделяет весьма проблематичное удвоение чувственных данных: с одной стороны, они считаются объективными и в этом смысле принадлежат конституированному, соответственно, ноэме. С другой стороны, они рассматриваются как субъективные, а значит, принадлежат реельному составу переживания: «Гуссерль допускает упоминание одного и того же дважды в разных смысловых контекстах» (там же, 281). Это удвоение связано с тезисом Гуссерля о том, что для объективного измерения не характерна достоверность и самоданность.

Марк Ришир принял на вооружение критику Паточки, касающуюся имманентизации переживаний у Гуссерля, и одновременно пересмотрел ее. С одной стороны, он разделяет мнение Паточки о том, что Гуссерль, идя [к редукции] картезианским путем, пытался репсихологизировать опыт, «включив оттенения в сферу субъективности» (Richir, 1992, 27). Гуссерлевский метод замыкает являющееся в субъективности, «как если бы явления, предполагаемые различимыми в переживании, были бы являющимися прежде являющегося, и были чистыми кажимостями, которые становились бы кажимостями, не иначе как благодаря активному конституированию трансцендентальным сознанием» (Richir, 1992, 30; рус. пер. Е.И. Хан – в печати), «как если бы явление феноменов в трансцендентальном сознании было чистым явлением, которое еще не дублировано, не повторено с необъяснимой утратой в полагании того, что является как внешнее. Как будто бы явлению еще предшествует некое явление как само-явление – как и в случае феномена как такового вообще, так и в случае само-явления “переживаний” сознания здесь закрадывается все та же подмена» (Richir, 1992, 33; рус. перев. Е.И. Хан). С другой стороны, Ришир констатирует, что Гуссерль при помощи анализа пассивного синтеза распознает анонимность опыта, анонимность, которая порывает с картезианским подходом к самоданности, привязанной к имманентности переживания восприятия. Пассивный синтез отнюдь не имманентизирует переживания, но скорее приводит к феноменологической анонимизации субъекта[54].

Анонимизация феноменов, на мой взгляд, дальше и более фундаментальным образом углубляется средствами феноменологического анализа аффекта. Гуссерль с самого начала сталкивается с большими трудностями в описании феномена аффекта. С одной стороны, он пытается возвести его к категориям ноэзиса и ноэмы (напр., C 10)[55], с другой стороны, он признает, что к сущности аффекта принадлежит временной сдвиг: он может восприниматься только задним числом после того, как он достиг определенной интенсивности. Вследствие этого, аффект, который приходит извне, принципиально ускользает. И неслучайно, что Гуссерль, исходя из аффекта, развивает феноменологический анализ бессознательного.

Далее я рассмотрю феномен аффекта прежде всего в контексте XI тома Гуссерлианы. В третьей главе Лекции по трансцендентальной логике от зимнего семестра 1920/21 Гуссерль рассматривает сложную связь между пассивным синтезом (как формальным, так и содержательным) и аффицированием. Сначала он определяет аффект как «соразмерный сознанию раздражитель, своеобразную тягу, которую осознаваемый предмет вызывает у Я» (Hua XI, 148). Здесь проявляется трудность, которая касается смысла прилагательного «соразмерный сознанию». В каком смысле аффицирование соразмерно сознанию? В каком смысле следует интерпретировать «меру» сознания? Собственно, как раз эта мера между сознанием и чуждым по отношению к Я вызывает споры, находясь в центре критики Левинаса и Паточки.

В исследовательской рукописи С 16 прилагательное «соразмерное сознанию» определяется следующим образом:

«Соразмерное сознанию значит: к исходно протекающему настоящему относится единое в многообразии cogito, cogitatum которого – мир, соответственно, единые в многообразии cogitata осознаваемого мира в качестве их универсума» (Mat. VIII, 353).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
История Испании
История Испании

«История Испании» («Una historia de España») от писателя и журналиста Артуро Переса-Реверте, автора бестселлеров «Фламандская доска», «Кожа для барабана» и многих других, вышла в свет в 2019 году и немедленно разошлась в Испании гигантским тиражом.В этой книге автор предлагает свой едкий, забавный, личный и совершенно неортодоксальный взгляд на свою родную страну. Перес-Реверте повествует об основных событиях прошлого Испании – от ее истоков до 80-х годов XX века, – оценивая их подчеркнуто субъективным взглядом, сформированным на основании глубокого знания истории, понимания ее процессов, опыте и здравом смысле. «Я пишу об истории так же, как я пишу романы и статьи, – говорит автор. – Я не искал какого-то особого ракурса, все это результат моих размышлений». Повествование его построено настолько увлекательно и мастерски, так богато яркими деталями, столь явно опирается на профессионально структурированные документальные материалы, что достойно занять почетное место как среди лучших образцов популярной литературы, так и среди работ ученых-историков.

Артуро Перес-Реверте , Жозеф Перес , Сантос Хулиа , Сантос Хулио , Хулио Вальдеон

История / Учебная и научная литература / Историческая литература / Образование и наука / Документальное
Отцы
Отцы

«Отцы» – это проникновенная и очень добрая книга-письмо взрослой дочери от любящего отца. Валерий Панюшкин пишет, обращаясь к дочке Вареньке, припоминая самые забавные эпизоды из ее детства, исследуя феномен детства как такового – с юмором и легкой грустью о том, что взросление неизбежно. Но это еще и книга о самом Панюшкине: о его взглядах на мир, семью и нашу современность. Немного циник, немного лирик и просто гражданин мира!Полная искренних, точных и до слез смешных наблюдений за жизнью, эта книга станет лучшим подарком для пап, мам и детей всех возрастов!

Антон Гау , Валерий Валерьевич Панюшкин , Вилли Бредель , Евгений Александрович Григорьев , Карел Чапек , Никон Сенин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Зарубежная классика / Учебная и научная литература