Издалека

…Вот он ступает по прохладному камню, вдыхая пыльный воздух заброшенных подземных ходов, и сомнение безостановочно гложет его. Очень простое сомнение: стоит ли оставлять Книгу там, по ту сторону портала? Или лучше вооружиться ею и пойти в наступление на таинственную Семёрку? Просто скрывать её бессмысленно: фрагмент в пути, и можно биться об заклад, что Семёрка рано или поздно его получит.

Так что же?

Монах обнаружил, что стоит перед порталом, глядя на штриховой силуэт — он сам, и флосс у него на плече; замершие в нерешительности перед препятствием. Жизнь была гораздо проще, мрачно подумал монах, когда я не знал о существовании Книги, о возможности перекраивать мир росчерком пера. Писатели спорят, существуют ли воображаемые миры, где происходят придуманные ими события. Что бы они сказали, если бы увидели Книгу в действии?

— Я не хочу идти внутрь, — произнёс монах, ощущая, что сходит с ума от противоречивых сил, борющихся внутри него. — Я знаю, что это самый простой выход, и всё же…

Портал ярко засветился перед глазами.

Хор голосов грозно зазвучал под сводами черепа Унэна; накладываясь на их неприятное эхо, играла дивная музыка — музыка, которую не в состоянии написать никто из смертных.

Унэн видел, как входит внутрь, как бросает Книгу за первой же попавшейся дверью, как выходит наружу — довольный тем, что сделал. Возвращается к себе в монастырь, садится за стол… и раздаётся стук в дверь.

«Кто там?», — спрашивает Унэн.

«Подарок от вашего доброго друга», отвечает незнакомый голос.

Унэн поднимается со стула, открывает дверь и видит, как курьер срочной почты с поклоном протягивает ему массивный свёрток. И Унэн, даже не открывая его, знает, что там, внутри. Оборачивается, чтобы взглянуть на календарь… и видит, что всё началось сначала.

Тот самый день, середина весны.

Всё сначала…

— Всё сначала? — спрашивает Шассим с сомнением в голосе и энергично взмахивает крыльями. Волна прохладного воздуха приводят монаха в чувство. Книга у него в руках, тяжёлая, прочная и безмолвная. Откуда только что исходила эта, почти явственно слышимая угроза?

— Очнись, Унэн, — послышалось откуда–то издалека, и монах очнулся. Дремать дальше было страшно… но отчего–то не хотелось просыпаться.

— Как видишь, Книга с тобой согласна, — лёгкая насмешка промелькнула в шелестящем голосе Шассима.

В тот же миг мысли встали на место, и монах ощутил, что давление на разум пропало. Каким же оно должно быть, чтобы незаметно просочиться сквозь постоянно удерживаемый «щит»!?

— Ты думаешь, Книга смогла бы устроить нам… новый Зивир? — спросил монах, не ожидая никакого ответа. Откуда, в самом деле, Шассиму знать такие вещи!

— Спроси у неё, — предложил целитель.

— Кто ты? — спросил Унэн, держа Книгу перед собой. Он по–прежнему не ожидал ответа и чувствовал себя немного неловко. Словно ребёнок, застигнутый взрослым в самый разгар приключений в воображаемом мире. Когда жалко оставлять мир, в который так хорошо вжился, и невозможно объяснить взрослому, что этот мир действительно существует.

Книга открылась с такой силой, что монах едва удержался на ногах. Сама собой перелистнулась на последнюю нетронутую страницу. И новым, неровным детским почерком незримая рука принялась выписывать слова.

«Я… не знаю…»

Слова вспыхивали ярко, словно молнии; каждое из них раскатывалось внутри головы — так, что едва хватало сил терпеть. Флосс пошевелился за плечами у Унэна и, кажется, что–то сказал. Но монах не расслышал его слов: после раската грома невозможно расслышать тихий шёпот.

— Чего ты хочешь? — крикнул Унэн, не в силах расслышать собственный голос.

…Айзала, стоящая у алтаря и читающая гимн, замерла, словно ей неожиданно перестало хватать воздуха. Она тоже услышала эти слова; ей, в отличие от монаха, была слышна и интонация. Тот, кто говорил это, был испуган, смертельно испуган. Словно ребёнок, потерявшийся в тёмном лабиринте и неожиданно услышавший чей–то голос.

«Я… хочу домой…»

Теперь и Унэн услышал нотки ужаса. Тот, кто говорил, был на грани истерики. Было страшно представить себе, что может натворить испуганное существо подобной силы.

Тот, кого теперь именовали Первым, а ранее — Третьим, и кто давным–давно забыл своё настоящее имя, тоже вздрогнул, услышав раскаты исполинского голоса. Голоса, приходившего из мрака, в котором кончается всё, и откуда не возвращаются.

«Домой…»

Картина возникла перед глазами флосса и монаха — кружащийся водоворот, невероятных размеров, могучий и уходящий неведомо куда, и Книга — едва заметная щепочка, которую затягивает всё глубже и глубже.

«ОСТАВЬ ЕЁ В ПОКОЕ!»

Вопль был настолько неожиданным и пронзительным, что Унэн вздрогнул.

Книга выпала у него из рук и сама собой захлопнулась. Тут же смолкло густое, испуганное дыхание великана, чей голос только что сотрясал разум, и всё вокруг встало на свои места.

— Это ты? — обратился монах к нервно моргающему флоссу. Тот утвердительно мотнул большой головой. Унэн поморщился и два счёта избавился от неприятных ощущений, точно нажав указательными пальцами на правильные точки у висков.