Изгиб дорожки – путь домой

Обложка британского издания «In the Wee Small Hours» (1955) представляет собой визуальный слепок эпохи, аллегорический набор товаров широкого потребления в интерьере гостиной. В центре композиции этого натюрморта – величавая радиола, предвосхищающая наш собственный опыт прослушивания альбома. Массивная пепельница из оникса, уже усыпанная окурками. Прозрачная чашка из стекла Pyrex (сегодня вечером капучино, а не алкоголь: бессонница вместо блаженно-слезливого забытья.) На часах в стиле ар-деко примерно 2:39 ночи. С обложки журнала Life глядит Мэрилин Монро. Лоснятся разбросанные по ковру вперемешку с конвертами виниловые пластинки. Но что самое лучшее: среди них мы видим обложку оригинального, американского издания «In the Wee Small Hours»! Все вместе эти священные объекты складываются в нечто вроде «Меланхолии» Дюрера, отретушированной на манер эпохи Эйзенхауэра: алхимический союз под холодными городскими звездами.

В песнях с альбома «In the Wee Small Hours» то и дело мелькают мотивы сна, сновидений, пробуждений, галлюцинаций. «Вижу тебя во сне… Ступеньки из дыма… Я резко просыпаюсь… Закрываю глаза и вижу тебя…»[65] Пограничное состояние сентиментальной любовной песни: причудливая смесь из одурманенности и ясности, скепсиса и инертности. Тяжкая мука «сентиментального» певца-ипохондрика, вечно меряющего собственный пульс. Хотя по настроению такая музыка – особенно в фирменной интерпретации Синатры – крепко ассоциируется с неустанным закладыванием за воротник, я всегда считал, что под нее было бы куда уместнее плавать в опиумном дурмане, чем мешать виски с пивом в баре. «Воздух полнился тенями…»[66] В своем новаторском труде 1994 года «Функциональная музыка» («Elevator Music») Джозеф Ланца проницательно пишет о работе Нельсона Риддла и о том, как «стандартная формула легкой музыки» нередко выливается в нечто жутковатое, даже зловещее. «Это музыка в подвешенном состоянии, где уход на дно – лишь чувственный сон. …Музыкальные путешествия во времени в амниотическое блаженство». Риддл умел дополнять мечтательный или заводной материал едва уловимыми и зачастую настораживающими нотками горькой радости. Его идеальная аранжировка «In the Wee Small Hours» превращает то, что могло бы быть просто очень хорошим сборником потенциальных хитов, в самостоятельную 48‐минутную песенную сюиту: отголоски Равеля и Дебюсси на службе американской меланхолии. (Стэнли Кубрик так фанател от «In the Wee Small Hours», что нанял Риддла писать саундтрек к своей экранизации «Лолиты» Набокова.) Упор сделан на общей фактуре (скользяще-легкой, но закрепленной глубокими, тянуще-урчащими басами), а не на инструментальных соло. Надо сказать, фактура эта – престранная; в нее вплелось целое звуковое кружево из деревянных духовых, арф, челесты и шелеста семиструнной гитары. Чопорные струнные. Безударная истома. Заглавный трек открывается перезвоном челесты, который, словно в церкви, эхом отдается в полуночной тишине. Буквально через полторы минуты Синатра замолкает, как будто к горлу подступили слезы, а он разглядывает старое фото или наполняет бокал – почти на тридцать секунд он исчезает совсем.

В эссе «Как мы не пошли на субботние танцы» («How We Missed the Saturday Dance») 1993 года Гор Видал признается, что его собственным «розовым бутоном»[67] – персональным символом утраты в целом и утраты одного конкретного человека в ходе Второй мировой в частности – был старый джазовый стандарт «Don’t Get Around Much Anymore» («Я больше почти никуда не хожу»)[68]. Это ключ к пониманию того, как так выходит, что многие произведения якобы несерьезной легкой музыки столь далеки от простой увеселительной сентиментальщины и могут содержать в себе бездну мощных, мрачных течений. Почему музыка эта нередко напоминает – как писал Аполлинер о Де Квинси – «дурмана целомудренный гибельный сок». Духовые и струнные на альбоме «GB» – чистой воды отголоски Томми Дорси: мы словно опять в 1940‐х, на каком-нибудь балу в посольстве, где вот-вот начнут падать бомбы. Тексты песен, которые поначалу кажутся слегка банальными, постепенно и косвенно раскрывают послевоенное настроение: благодарность с оттенком меланхолии, любовь, затененную отчаянной ностальгией. Вы выжили – а другие нет. Вы выжили – но теперь как будто всё кажется каким-то бледным. Время ползет медленно. Если это учитывать, то многие невинные на первый взгляд строки приобретут иной окрас: «Пришел час нам с тобой попрощаться, и каждый час я буду скучать по тебе[69]… Пока наши сердца заново не научатся петь[70]… Розы завянут с приходом лета, и пусть друг от друга мы далеко[71]… Когда ты вернешься домой[72]…» Ключевой здесь будет песня Ноэла Кауарда «I’ll Follow My Secret Heart» («Я буду следовать тайному зову сердца») и ее текст, намекающий сразу и на скрытую романтическую связь, и на развитые шпионские навыки: «И все мечты я буду держать врозь… Неважно, какой ценой». (Шпион, выйди вон.) Именно это мы так часто слышим в пении Синатры: тайный зов сердца.